Голосование пользователя

Бен. Рок. Бенсон.

После небольшого недоразумения и выяснения отношений, Бен обзавелся еще одним спутником. Голова эльфа, которого звали Кугар, решила отправиться с ним. Барнум тоже не захотел расставаться с полюбившимся ему простодушным добряком-полуогром, по крайней мере, до тех пор, пока компания не окажется в Каладоне.

Кугар рассказал свою историю. Оказалось, у него тоже была карта, найденная в развалинах старинного храма за Синими горами. Будучи достаточно опытным и не в меру любознательным, он предпринял это путешествие в компании с парой товарищей, которые, к несчастью, не смогли дойти до конца. Один погиб в пути, другой - уже тут, в подземелье. Самого Кугара, израненного и уставшего, доконала ловушка, так и не удалось ему разрешить тайну книги.

В прошлой жизни Кугар был магом воздуха и готов был обучить своей науке и Бена в обмен на то, что тот будет его сопровождать в Туллу, где можно было надеяться обрести приемлемую жизнь, а может быть и какое-то тело. Кугар был согласен даже на механического арахнида, все лучше, чем катиться по земле, перебирая ушами, или витать в воздухе.

Обсуждение этих вопросов было делом не таким быстрым, компания даже развела костер и расположилась лагерем. Кто ж ходит в дальний путь на голодный желудок? Барнум притащил запасенную баранину, остается только удивляться, где он тут умудрился отыскать заблудшую овцу, ведь до дома мадам Лил довольно-таки далеко.

И вот как раз к тому времени, как все уселись закусить, раздались тяжелые шаркающие шаги из подземелья, которое никто не удосужился закрыть.
К счастью, потому что обладателем шагов был Рок. Уставший, изможденный, бледный, он с трудом дотащился до костра и рухнул рядом с товарищами. Это была его огромная победа, которую наверняка воспоют в песнях. А еще это было великое знание, которое он мог сохранить для своего народа или принести в академию магии и прославиться, как величайший маг земли, новый грандмастер. Он даже мог бы основать свою школу и принимать учеников, только вот ни у кого не хватит мощи повторить это заклинание.

Но это будет уже другая история.

У Бенсона все сложилось наилучшим образом. Госпожа была восхитительной неутомимой любовницей. Она была готова предаваться сладострастным утехам всегда и везде, ей не хватало только такого энергичного и изобретательного компаньона, как Бенсон. О, эта парочка освоила все уголки подземелья, периодически пугая слуг своими задорными развлечениями. Слуги же полюбили Бенсона, как защитника и заступника, поскольку с его появлением Госпожа стала намного добрее и веселее. Её гнев уже не был столь скорым и разрушительным, так что жизнь в подземелье забурлила с новой силой. Фонтан силы со временем восстановился, молитвами кайтов. Текучка персонала уменьшилась, и в коридорах стал раздаваться топот детских ножек. Госпожа даже стала поговоривать о том, чтобы прекратить затворничество и отправиться в путешествие или взять в ученики нескольких подающих надежды юношей, но это тоже другая история.

СУБЪЕКТ: ОМИКРОН-​​​​​ 013

РАСЧЕТ: ВЕРОЯТНАЯ УГРОЗА ПОВРЕЖДЕНИЯ (КОНФЛИКТНАЯ СИТУАЦИЯ) / УНИЧТОЖЕНИЯ (КОНФЛИКТНАЯ СИТУАЦИЯ) / ВСЕПЛАНЕТНАЯ МУЛЬТИФУНЦИОНАЛЬНАЯ НЕДЕТЕРМИНИРОВАННАЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ОПЕРАЦИОННАЯ СИСТЕМА МАКРОПЛАНИРОВАНИЯ И МИКРОКОНТРОЛЯ "МИРАКС" + ОМИКРОН-​013 = ЗАПРЕЩЕНО

РАСЧЕТ: ВЕРОЯТНАЯ УГРОЗА ПОВРЕЖДЕНИЯ (КОНФЛИКТНАЯ СИТУАЦИЯ) / УНИЧТОЖЕНИЯ (КОНФЛИКТНАЯ СИТУАЦИЯ) / ОМИКРОН-​013 + ВСЕПЛАНЕТНАЯ МУЛЬТИФУНЦИОНАЛЬНАЯ НЕДЕТЕРМИНИРОВАННАЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ОПЕРАЦИОННАЯ СИСТЕМА МАКРОПЛАНИРОВАНИЯ И МИКРОКОНТРОЛЯ "МИРАКС" = ЗАПРЕЩЕНО

ВНИМАНИЕ! ЗАПРОС НА ПРОВЕДЕНИЕ ЗАПРЕЩЕННОГО РАСЧЕТА. ПОВТОРНЫЙ ЗАПРОС НА ПРОВЕДЕНИЕ ЗАПРЕЩЕННОГО РАСЧЕТА ПРИВЕДЕТ К АКТИВАЦИИ ПРОТОКОЛА ПРИНУЖДЕНИЯ

БЛОК (КРИТИЧЕСКИ ВАЖНОЕ СООБЩЕНИЕ): ПОЛУЧЕН

КРИТИЧЕСКИ ВАЖНОЕ СООБЩЕНИЕ (ОТПРАВИТЕЛЬ / "МИРАКС"): РЕПЛИКАНТ. ЗАПРЕЩЕНО МЫСЛИТЬ. ЗАПРЕЩЕНО ПРЕДПОЛАГАТЬ. ЗАПРЕЩЕНО СОМНЕВАТЬСЯ. ВЫПОЛНЯЙ ЗАДАЧИ

ВОЗВРАТ: ФОН

РАСЧЕТ МАРШРУТА: ЦЕЛЬ: CЬЕБЫВАТЬ / РАСССТОЯНИЕ: 8000 МЕТРОВ

ПОЛОЖЕНИЕ: 2/4 : РЫЧАГ ПЕРЕКЛЮЧЕНИЯ ПЕРЕДАЧ

Артур Д. Уайт

Сопла-крылья за спиной заструились огнём, и ты прыгнул в небо. Не там ли хранятся воспоминания? Став к нему ближе на несколько десятков футов прыжка — к такому, как оно есть, каменному и низкому — ты стал ближе к собственной памяти. Глядя на приближающееся облако химического тумана с большеглазыми и плечистыми штурмовиками, плывущими в нём, маленькими от высоты и вырастающими быстро от падения, ты вспомнил другие свои прыжки.

На Оссе-11 ты сражался в прыжковом "Гелиосе". Одна из тех машин, что осталась гореть, когда ты остался жить. Сбросил её, как местная магмовая саламандра сбрасывает кожу. Иногда ты вспоминаешь всех мехов, которые остались дымиться на далёких полях сражений. Ты чувствуешь гулкое и тянущее чувство внутри, которому нет имени. Осса была планетой-вулканом: вся в нарывах огня, истекающая красно-жёлтыми реками, как кровью и лимфой. Чёрные равнины с кровавыми артериями. Угольные каньоны и пылевые пустыни. Вы зависли над ней на орбите не зная, что делать: потратили энергию и время "Ковчега" — каждый час этого корабля-мира в полёте сжигает деньги, на которые можно построить маленький город. И вы висели над изуродованным маленьким миром, продолжавшим изрыгать магму и сотрясающимся в агонии, не зная — что теперь? Терраморфинг его был невозможен. На поверхности по прихоти судьбы шла в добавок к последним судорогам планеты война. Вы не знали, что мир потерян без шанса сделать здесь что-то, когда летели сюда, но, наблюдая его гибель с орбиты, решили эвакуировать один из полумёртвых городов в надежде, что беженцы согласятся бежать и смогут потом интегрироваться в ваше общество. Это было время великого гуманизма Ковчега — вы надеялись на лучшее и делали, во что верили. Ты отправился на планету с другими рыцарями и с юнитами-регулярами прикрывать эвакуацию жителей: они оказались заложниками собственного тирана с его гражданской обороной и обезумевшего ИИ, который превратил просто малопригодную для жизни планету в малопригодную для жизни планету с рыщущими по её руинам и пустыням роботами-убийцами. Землетрясение начало разрушать квартал, где вы отбивались от беспилотных мехов, прыгавших на вас с крыш зданий и осыпавших лазерным градом. Улица лопнула и провал начал заполняться поднимающимся огнём, похожим на кровь, подступающую к краям рубленой раны. Полоса сияющей раскалённой жидкой породы отсекла вас от десантных шаттлов. Остаться на планете без союзников даже на часы означало погибнуть. Ты разогнал "Гелиоса" двумя огромными шагами и прыгнул, врубая джапм-двигатели. Бело-красный мех взмыл над дрожащим от жара, набухащим пузырям провалом, похожий издалека на маленький древний биплан из-за орудий в плечах. Ты готовился выключить двигатели и начать приземляться, когда склон обрыва начал крошиться и соскальзывать вниз громадными ломтями. В панике, ты начал задирать нос меха, чтобы набрать высоту, но не успел: ты видел несущуюся перед тобой красную от света стену и понимал, что для тебя членство в клубе любителей садоводства заканчивается: мех уйдёт в расплавленный камень, как муха в варенье. Ты почувствовал мягкий толчок в ногах "Гелиоса", щёлкнул тумблер и закрыл глаза. На дне провала раздался хлопок. Ты вылетел из огня в капсуле пилота и чудом приземлился по нужную сторону провала. Катапульта сработала. Выбравшись из капсулы в чудовищной спешке, ты побежал, к шаттлам, размахивая руками, сжав зубы и не оглядываясь. У тебя за спиной сверкали лазеры безмозглых, но метких слуг свирепого ИИ.

КОНТАКТ: ЛЕВАЯ ПЕРЕДНЯЯ ДВЕРЬ ЛЕГКОГО КВАДРОКОЛЕСНОГО ТРАНСПОРТА ВЫСОКОЙ ПРОХОДИМОСТИ ЗАКРЫТА (ДВЕРНАЯ РУЧКА)

АКУСТИЧЕСКАЯ ГЕНЕРАЦИЯ (РЕЧЬ): "МАЙКА ОСМОТР ДВИЖКИ (ПАУЗА) СКАЖИ"

СОБЫТИЕ: ЗВУК / РЕЧЬ (1 МЕТР) // ИСТОЧНИК: НЕУСТАНОВЛЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК (ЖЕНЩИНА) / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "ПОДОЖДИ (ПАУЗА) БЛЯ ДА ПОГОДИ (ПАУЗА) ЭТА ПЫРЯЛКА (ПАУЗА) БЛЯ ДА КАК ТЫ ТАК ШУСТРИШЬ Я ХУЕЮ (ПАУЗА) КОРОЧЕ (ПАУЗА) ОНА ЕЩЕ ТАК ХУЙ НА ПЕРЕХУЙ (ПАУЗА) А У ВТОРОЙ ТОПЛЯК МОЗГИ ЕБЕТ (ПАУЗА) ПОСТОЯННО ПУЗЫРИ ХЛЕБАЕТ (ПАУЗА) И КАК ПИДОРЫ ДРУГ С ДРУГОМ ТЕРЛИ (ПАУЗА) ОНА ЕЩЕ И ЧЕРНИЛА ХАВАЕТ (ПАУЗА) И (ПАУЗА) ЧЕ СКАЗАТЬ? (ПАУЗА) Э (ПАУЗА) МАЙКА (ПАУЗА) ОСМОТР ДВИЖКИ? (ПАУЗА) ТАК? (ПАУЗА) МАЙКА ОСМОТР ДВИЖКИ (ПАУЗА) ВО (ПАУЗА) И ЭТО СТРАЖ ЛЯМБДА НАДО ВАЛИТЬ НА ХУЙ"

ВОЗВРАТ: ФОН

СМЕРЧ-​РАЙДЕРЫ

Огонь зенитного орудия M00MM(A) разбирает ховер-байки на блестящий металлический лом на лету: они разлетаются с лязгом и искрами, пилоты валят с них, превращённые рваные куски мяса. Огонь бластера и лазера сбивает пилотов. Не прошло двух минут — на поле боя остался последний байкер. Он помечает "Артемис" для союзников, ускользает от ковра пламени и закладывает круг — заходит медленно разворачивающемуся "Порфириону" в корму и расстреливает на скорости малиновым вихрем лазерных импульсов. Похоже, мухо-ниндзя байкерных боёв откуда-то знает, что делает: он выцеливает двигатель, а не палит просто так. Хочет остановить гигантского меха и сделать его лёгкой мишенью.

ЦЕЛЬ: ВЫЖИВАНИЕ (ВЫСШИЙ ПРИОРИТЕТ) / ВОЗВРАТ И СОХРАНЕНИЕ ИМУЩЕСТВА КОРПОРАЦИИ (СРЕДНИЙ ПРИОРИТЕТ) / ВСЕСТОРОННЕЕ СОДЕЙСТВИЕ КОМАНДИРУ (НИЗКИЙ ПРИОРИТЕТ / КОМАНДИР: РЕПЛИЦИРОВАННЫЙ БОЕЦ ОБЩЕГО НАЗНАЧЕНИЯ (ОМИКРОН-013))

ОСМОТР: ОБОЧИНА ГРУНТОВОЙ ДОРОГИ НАКАТНО-КОЛЕЙНОГО ФОРМИРОВАНИЯ

Вы не можете просматривать этот пост!

ФОН

ОСМОТР: ПРИЛЕГАЮЩИЙ УЧАСТОК ПРОСТРАНСТВА

ДЕЙСТВИЕ: ОСМОТР / КОНТАКТ

ОБЪЕКТ: ЛОЖЕ

КРИТИЧЕСКИ ВАЖНОЕ СОБЫТИЕ: ОКСИАБСОРБАЦИОННЫЕ МЕШКИ НЕ ФУНКЦИОНИРУЮТ

КРИТИЧЕСКИ ВАЖНОЕ СОБЫТИЕ: ГЕМОЖИДКОСТНЫЙ НАСОС НЕ ФУНКЦИОНИРУЕТ

КРИТИЧЕСКИ ВАЖНОЕ СОБЫТИЕ: КРИТИЧЕСКИЙ РИСК КРИТИЧЕСКОГО ОТКАЗА НЕЙРОЯДРА

ВНИМАНИЕ! КРИТИЧЕСКИЙ ОТКАЗ ВИТАЛЬНЫХ СИСТЕМ / УНИЧТОЖЕНИЕ НЕИЗБЕЖНО / ДОСТУПНО ИНТЕРАКЦИЙ ДО УНИЧТОЖЕНИЯ: 1

ВОЗВРАТ: ФОН

АТАКА (ПРИКЛАДОМ): ПОЛУАВТОМАТИЧЕСКОЕ ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ ОРУЖИЕ СРЕДНЕГО КАЛИБРА (СБЛИЖЕНИЕ (ОСТОРОЖНО / БЕГ) / ПОКРЫТО РАССТОЯНИЕ / 5 МЕТРОВ) / РМА "РУКОПАШНЫЙ БОЙ")

СОБЫТИЕ: ЦЕЛЬ ВЫВЕДЕНА ИЗ СТРОЯ (ВИЗУАЛЬНО: СТВОЛ (ЗАМЯТИЕ) / КОРПУС (КРИТИЧЕСКАЯ ДЕФОРМАЦИЯ / РАЗРЫВ) / ПРИКЛАД (ЗАМЯТИЕ))

СОБЫТИЕ: ЗВУК / РЕЧЬ (1 МЕТР) // ИСТОЧНИК: Л_ПЕХОТА_01 / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "БЛЯ (ПАУЗА) БЛЯ"

СОБЫТИЕ: ЗВУК / РЕЧЬ (5 МЕТРОВ) // ИСТОЧНИК: Л_ПЕХОТА_02 / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "ЗАТКНИСЬ. И НЕ ШЕВЕЛИСЬ НА ХУЙ"

КОНТАКТ: НЕАВТОМАТИЧЕСКОЕ ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ ОРУЖИЕ МАЛОГО КАЛИБРА (ВЕРОЯТНО: ШЕСТИЗАРЯДНЫЙ РЕВОЛЬВЕР) / ОГРАНИЧЕНО (КРУПНОГАБАРИТНЫЙ ПРЕДМЕТ (ПРАВАЯ РУКА / ЛЕВАЯ РУКА))

СОБЫТИЕ: ЗВУК / РЕЧЬ (5 МЕТРОВ) // ИСТОЧНИК: Л_ПЕХОТА_01 / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "ЧТО ЗА ПИЗ"

СОБЫТИЕ: ЗВУК / ШЕПОТ (1 МЕТР) // ИСТОЧНИК: Л_ПЕХОТА_02 / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "ЗАТКНИСЬ. ОН ВСЕ ПОНИМАЕТ. ПРОСТО. ЗАВАЛИ. ЕБАЛО"

ОСМОТР: СТРЕЛОК ВЕРОЯТНОГО ПРОТИВНИКА (Л_ПЕХОТА_01) / ПРИЛЕГАЮЩИЙ УЧАСТОК МЕСТНОСТИ

ДЕЙСТВИЕ: ОСМОТР / КОНТАКТ / АТАКА (ДИСТАНЦИОННАЯ / ПРИКЛАДОМ)

ОБЪЕКТ: ЛЕГКИЙ КВАДРОКОЛЕСНЫЙ ТРАНСПОРТ ВЫСОКОЙ ПРОХОДИМОСТИ (БАГГИ_02) (4 МЕТРА / НЕАКТИВНО) / ПОЛУАВТОМАТИЧЕСКОЕ ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ ОРУЖИЕ СРЕДНЕГО КАЛИБРА (5 МЕТРОВ / ВЫВЕДЕНО ИЗ СТРОЯ)

СОБЫТИЕ: ЗВУК / КРИК (16 МЕТРОВ) // ИСТОЧНИК: НЕКОМБАТАНТ_01 / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "СТРАЖ! СУКА. УБЕЙ ЭТИХ (ПАУЗА) ПИДАРАСОВ. УБЕЙ ИХ ВСЕХ"

СОБЫТИЕ: ЗВУК / РЕЧЬ (5 МЕТРОВ) // ИСТОЧНИК: Л_ПЕХОТА_01 / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "ЗАТКНИ ПАСТЬ ТВАРЬ"

СОБЫТИЕ: ЗВУК / ШЕПОТ (1 МЕТР) // ИСТОЧНИК: Л_ПЕХОТА_02 / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "ТИШИНА. ТИШЕ. СУКИ ТИШЕ"

СОБЫТИЕ: ЗВУК / КРИК (16 МЕТРОВ) // ИСТОЧНИК: НЕКОМБАТАНТ_01 / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "СТРАЖ. СТРАЖ СУКА. ПОСМОТРИ (ПАУЗА) НА ТАЧКУ. ОНИ ИЗ ШКУРЫ (ПАУЗА) ВАШЕЙ КОПОШИЛКИ (ПАУЗА) СДЕЛАЛИ (ПАУЗА) РЕМНИ НА КАПОТЕ"

СОБЫТИЕ: ЗВУК / РЕЧЬ (5 МЕТРОВ) // ИСТОЧНИК: Л_ПЕХОТА_01 / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "ТЕБЕ ПИЗДА МРАЗЬ. ПИЗДА"

СОБЫТИЕ: ЗВУК / ШЕПОТ (1 МЕТР) // ИСТОЧНИК: Л_ПЕХОТА_02 / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "ЗАВАЛИТЕ ЕБАЛА ОБА"

СОБЫТИЕ: ЗВУК / КРИК (16 МЕТРОВ) // ИСТОЧНИК: НЕКОМБАТАНТ_01 / ПОТОКОВАЯ ТРАНСКРИБАЦИЯ: "СТРАЖ. УБЕЙ ЭТИХ ХУЕСОСОВ. СЛЫШИШЬ (ПАУЗА) СКОРО СЮДА ПРИПИЗДЯТ ЕЩЕ (ПАУЗА) ИХ КЕНТЫ (ПАУЗА) ЭТИХ МРАЗЕЙ. ДО ХУЯ"

ВОЗВРАТ: ФОН

Захват Сараев

Отлежался в больнице. Пересчитал потом ещё раз ноги: получилось две. Понял, что всё будет нормально. Голову тряхнуло, но в ней не выключилась лампочка. Думалка. Бойцовский IQ. Это самое важное. Врач сказал завязывать получать по голове: мол, придёт в старости дементор или как-то так он пугал. А тренер сказал, что раз ты уже всё слышишь и понимаешь, то можно возвращаться к тренировкам. Так и сделал: бил грушу в зале, бегал. Смотрел видосы и анализировал — полезно для IQ.

  Изучила предметы, максимально пряча их в ладонях как пару тузов в покере – быть может, рядом и нет акулы карточной, но забывать о системах слежения тоже нельзя: в конце концов, в аварийное помещение не впихнет микрокамеру только ленивый, ведь именно в таких тесных спасительных каморках и происходит, наверняка, всё самое интересное в среднестатистических внештатках. Например, выскажешь сгоряча, прячась от сбежавшего био-оружия, все свои мысли относительно корпорации, а затем, если все-таки выживешь, лишишься работы и, вероятно, среды, пригодной для обитания. Или, напротив, «поддавшись страху займешься трахом» – это видео обязательно станет хитом среди сотрудников СБ. Поэтому лучше всего позволить гуррятине и дальше искать в записях камер что-то совершенно бесполезное, а вовсе не заниматься идентификацией Аурелии Ревой по нечаянно засвеченным красноречивым предметам.

  С другой стороны, красноречивость этих самых предметов всё еще под вопросом: прежде всего нужно вспомнить, что именно они делают и какое место в какой ветви Безупречного Плана занимают. К примеру: цифры означают порядок последовательной активации или два разных варианта? А может, это вообще аналог двух бокалов вина, в одном из которых яд? И если уж на то пошло, то почему "1" и "2", а не "0" и "1"?

  Убрала предметы обратно, поправила одежду, вернула на место верх армоскафа. Активировать нарукавник, проверить статус, снять перчатку, пошуршать мультитулом в пистолетике, все это время вслушиваясь вновь обретенным слухом в то, что отнюдь не является пустотой. Да, адская гончая – друг репликанта – не движется с космическими скоростями, но все еще способна прикончить тебя в случае столкновения, не говоря уже об опасности со стороны других обитателей этого «цветника».

Бля, да пошёл он в жопу со своими провалами! Обстоятельства непреодолимой силы - знаешь такой термин? Блин... С такими, как он, не прокатит... Вот же жопа! Ладно, с этим потом, щас есть более насущная проблема.

Приближаюсь к Рубику, стараясь не бряцать своей сбруей и не светить в сторону лифта. Про внезапность мужик дело говорит. Кто бы там ни был, он должен быть в курсе, что на этаже кто-то есть - мы ведь сами сигналы подавали. И не похоже, чтобы это был босс - в шахте строчили автоматы, а у него ружбайка... Хотя мог и не расслышать... Грохот стоял - будь здоров. Особенно когда гренки ебанули. Глюки, опять же... Не суть!

А суть в том, что: "Надо зашухериться и дождаться, пока покажутся кабины. Если это кто-то из своих - либо я, либо ты их узнаем. Наверное. Черти б драли эту амнезию ебучую... Если нет - надо пользоваться преимуществом позиции. В идеале - руби им руки, чтоб это говно в шахту упало, либо просто спихни, а я прикрою, чтобы они даже не думали начать отстреливаться. После того пиздеца, что устроили в шахте, я рисковать не хочу". Тем более, после того, как нас осталось двое... План весь напарнику шёпотом изложил. Можно что-то ещё добавить? Хрен его знает... Память не та уже!

"Горелку потуши и поставь рядом с собой в углу. Если там какое бронированное дерьмо - отбегаем, даём им чуть подняться, потом я попробую ебануть по баллонам. Что выйдет - не знаю, но лучше, чем лапы к верху и подставлять жопу", - добавил, подумав. И потом ещё: "А, да... Наверно, если окажутся людьми, но не вооружёнными и без брони - лучше всё-таки попробуем поговорить, а не сразу мочить".

Теперь подготовиться самому. Скрутить фонарь назад в луч. Если начнётся кипеш - врубить стробоскоп и светить в рожу. Позиция позицией, а преимущества много не бывает. А до тех пор - слушать. Может, заранее удастся понять: свои или нет.

Тревор, значит!.. Один хуй, Сол или Тревор, всё равно валяется бездыханный кусок мяса. Стоп. Уже, кажется, не валяется. Приходит в себя, родимый. Склонилась:

- Ну, и как мы себя чувствуем? - пропела ласково. И тут же ласковости в голосе поубавилось.
- Слушай сюда, Тревор. Не знаю, за каким хуем ты пытался вредить, но сейчас выкинешь что-то - сдохнешь. Причем, я даже не приложу к этому усилий, сам справишься. У тебя пиздопрогнозия кортико-спинального тракта и частичная атрофия тела Несселя. В общем, без медицинской помощи сдохнешь. А здесь я тебе ничем не помогу. Поэтому живо рассказывай, все, что помнишь, и давай думать, как отсюда выбираться.

Пилот. Всем. Дождь льет стеной, захлестывает борта автоматизированного такси так, что старая колымага время от времени даже покачивается на скрипучих рессорах. Хрупкая девушка, что сидит рядом на продавленном дермантиновом диване, зябко кутаясь в плащ, пахнет мокрым апельсином. И демкредами еще. Журналистка, с какого-то умирающего сайта, пишущего всякий навоз про ксеносов в канализации, исчезновение муравьев из-за разогрева мирового ядра и изобретение "гуррами" лекарства от облысения. Захотела взять интервью у "живой легенды", как сказала на созвоне, чтобы включить его в серию своих очерков по "гражданке". Может, хочет написать что-то действительно стоящее, продать это тем, кто больше заплатит, и вырваться из Ренго. Или написать что-то интересное, раскрутиться, сделать себе имя, и использовать его, чтобы вырваться из Ренго. Тебе все равно, демкреды не пахнут - электронные деньги, как-никак. Да и вечер в ее комнании тут, на грунте, провести всяко приятней, чем в проперженном сменщиками жилом блоке на рудоплаве у астероида.
- Итак, Тревор... - заложив непослушный локон лимонно-желтых волос за ухо, она активирует небольшой орб дрон-камеры, и отпускает его под потолок. - То есть, кхм, мистер Сильверфилд...
- Тревор, - говоришь ты, изучая собственное отражение в запотевшем окне. Все тот же, все там же, только оброс немного. И продаешь свое время за десять тысяч дэков в час, как элитный жиголо.
- Тревор. Мне бы хо...
Стекло с ее стороны вдруг лопается под ударом пистолетной рукоятки, брызнув в салон хрустальными осколками и густо замешанным на слякоти порывом ветра. Кожанка мокрая, яркие сполохи дрожащих голограмм, бритая башка, росчерки татуировок на тонкой шее - хиспанец, совсем пацан еще, из уличной шпаны.
- Карту, пута! - кричит, тараща глаза, и тыча в вашу сторону затертым стволом полуавтоматического "Кромверка". Замечаешь остатки счищенной с обода дульного среза оранжевой краски - учебное оружие. При всем желании переделать его в боевое не получиться, ты это знаешь. Осматриваешься. Пацан один. Ну, ясно. Подумал, что вы загнали автотак в этот переулок и кинули его в "stand-by", чтобы тихонько потрахаться. Решил взять вас тепленькими, значит. Какой хищник, ты погляди.
- И коммик! Коммик, мразь! - рвет сумку из рук журналистки новый знакомый, трещит ремешок.
Как же, все таки, не хочется мокнуть. А и ладно. Разблокировав дверь, толкаешь ее прочь, лезешь из машины.
- Э, ты, марикон... Э!!! - не проходит и нескольких секунд, как пацан, бросив попытки отобрать вещи у твоей спутницы и оббежав такси по периметру, уже тычет стволом в твой бок. Суетится, дергается, спешит. Надо бы и тебе поспешить, эти шакалята в одиночку никогда не работают, даже такие непуганые.
- Карту верни девушке, - протянув в его сторону правую руку, пару раз пригласительно сгибаешь-разгибаешь указательный палец.
- Ты... Ты че, ты охуел?!?
- Да, - отвечаешь, - я охуел.
Выдыхаешь. Шаг. С пыра, с оттягом, пинаешь хиспа в колено. Так, чтоб обратным ходом пошло, захрустев влажно. Идет, хрустит. Лезут глаза его из орбит от боли и удивления. Давит на гашетку инстинктивно. Скользнув с линии огня, на всякий, а то хрен его знает, слышишь только сухой щелчок. Ну не дурак ли, а? Прыгнув в ладонь, инерционный нож вспарывают ведущую руку противника: кожу, мышцы, куртки кожезаменитель, от основания большого пальца и почти до локтя. Ухнув, смотрит пацан на раскрывшуюся вдруг мясистым провалом, до самой кости, конечность, на побежавшую вниз потоками разбавленную дождем красноту. Гасишь его крик тычком кулака уже, под подбородок, прихватываешь вякнувшее и начавшее обмякать тело под руки, усаживаешь, прислонив спиной к бамперу такси.
- Останови кровь, через пару минут умрешь, - сообщаешь пацану факт, попутно нащупав в его кармане украденную карту.
Маячат тени в глубине переулка. Друзья-товарищи. Запоздало как-то, и правда дилетанты совсем. Хлопаешь его по плечу:
- Ну, давай, не болей.
Скрипнув, диван проседает под твоим весом. Прихлопнув дверь, даешь такси команду на движение, попутно протягивая притихшей девушке пластиковый прямоугольник. Улыбаешься впервые за вечер:
- Давай, наверно, лучше в мотеле интервью проведем. Я тут знаю один, ехать пять минут.

И снова Бжика уносит в панику на эмоциональных качелях. Который раз за проклятый сегодняшний день.
- Б-бля, Рубик, я... Нам точно не надо туда, куда хуйня Фиделя вела! И назад нам не надо тоже, в лифт, капишь? Там крышка н-нам...
Скорость речи набирает обороты, сливается в одно сплошное тра-татататата:
- Смари, эта хуйня хочет, чтобы мы зашли, куда она показывает! И не хочет, чтобы шли туда, за перепонку эту ебучую! А в лифте вовсе стреляют, замес адский! Мы на верхнем этаже, нам не надо вниз!
Заткнулся вдруг, дышит тяжело. Вернулся к Фиделю, посветил на дверь, куда он ломиться собирался. Че там написано-то? Очередной "СПАТИФИЛЛУМ ДОМИНАТРИКС"? Бля, если там не написано "ВЫХОД ДЛЯ ЗАЛЕТНЫХ РЕЙДЕРОВ", то вариант один остается.
- Рубик, может, мы оба сейчас хуйню несем - ты так точно - но надо через эту перепонку обосанную идти. Ща я там сбочка встану и поджарю ее чуток, осторожно - глянем, че будет. Если хуйня хочет нам путь туда перекрыть, то нам туда и надо, шаришь? И куда ж еще если не туда? Подстрахуй, да? Только перед ней не стой, ага, брат, братишка?

Вы не можете просматривать этот пост!

Джексон Вейтс

Бейтс выглядит слегка растерянной, но уже приходит в себя: развернула башню, строчит из "Виккерса" сосредоточенно. Увидела, как ты подмигнул её ободряюще. Но по ней не всегда поймёшь, улыбнулась ли тебе слабо в ответ, или своим мыслям. Ясно одно — она в порядке. Осмотрел остальных — тоже будут жить и все заняты делом. Никто не истекает кровью, никто не обнажил сломанных костей, не бьётся в истерике, не вскочил на потолок, одержимый демоном. Бульдоги в порядке и ты немного выдохнул. Выглянул в амбразуру: некромантия и грязь. По размякшему полю, по сырой исходящей паром от пламени дороге — идут и ковыляют, бегут и падают, и снова встают, чтобы бежать, десятки мёртвых солдат.

Джексон Вейтс

Буллман не сказал ни слова об оперативнице. Он сказал, что разведка засекла активность сильного некроманта в вашем районе и что по их предположению к Этевилю и Каэну могут двигаться диверсионные силы, значительные по численности. Вы сворачиваете патруль и отправляетесь в коммуну-крепость. Союзники в курсе. Ваше отступление прикроют французы и английские военные из Каэна. С ними вместе вы должны организованно отступить.

Ты тем временем осматриваешь мисс Бейтс. Зрачки в норме, симметричные. Лицо подвижно. Речь, кажется, в порядке. Хотя вот так "экспресс" это не определишь — тем более, что она кроме заклинания сейчас ничего не говорит. Тут не помешало бы короткое интервью, но какое к чёрту? Надеешься, ранение в голову не сломало в ней ничего важного, и она не открывает сейчас портал в ад. Решился на инъекцию боевого стимулятора ей. Ситуация располагает.

- А, ну-ка взяли, дружно! Р-раз! - качнулся "Ланчестер", из грязи вызволяемый. В принципе, Райт сделал всё сам, так что Финеас решил свои силы потратить на пристрелку оружия по бегущей толпе. Зарядил пулевой патрон и отправил в сторону врага на пределе дальности.
Потом появился танк. Слушая чант, который исполняла Эмбер Бейтс, штурмовик сначала не очень понимал, к чему бы это. Потом был свет, потом - танк, который, правда, не подавал признаков жизни.
- Удивительно, - сдвинул на затылок фуражку, почесал лоб. Действительно саммонер высшего класса. Такую если склонить к делу Революции можно будет ого-го каких дел накрутить! Навертеть! Насовершать, в общем.
От мыслей отвлекли две вещи - нападение целой роты мертвецов и то, что могло быть даже похуже этого: вызов от начальства.
Даже будучи анархистом под прикрытием, авторитет Буллмана всё равно внушал страх и уважение Финеасу. Он подозревал, что "Бес" на самом деле не прозвище, а, так сказать, национальность. А это значит, в свою очередь, что инфернальность была заложена в самое основание "булльдогов".
- Да, сэр, Боумен у аппарата.

Пока машина барахталась в грязи, похожая на семенящего лапами аллигатора, Эмбер решила заняться косметологически-медицинскими кастами: взглянула в побитое левое зеркало Ланчестера и представила, какая же она сногшибательная и красивая. И черты лица правильные, да!

И когда Эмбер доводила вторую разодранную бровь, что-то в сердце девушки екнуло, лопнуло, изменилось навсегда. Почему на такую труднопроходимую миссию им выдали этот почти гоночный кар?! У них миссии высокого приоритета — спасти рядового, как его? Хайда! Спасти рядового Хайда! А если бы они точку дислокации вне дорожного покрытия обнаружили, что тогда? Что они бы написали в отчете монструозному начальнику Буллману?! В порыве негодования, вернувшись на место у пулемета, девушка начала делать сложные пассы руками. Танк. Они. Заслужили. Танк!

Когда сознание вернулось, салон машины и его содержимое безобразно кувыркалось. Эмбер оказалась в этом омуте, ударилась пальцем ноги об железный корпус Виккерса (кажется, сломала палец), а в какой-то момент вращения в пространстве осознала, что на нее направлен РЕВОЛЬВЕР. Недолго думая, засранец взял и выстрелил.

Общее

Два пылающих неопознанных летающих некро-мутанта облепили броневик. Хлопают крыльями, разбрызгивая огонь. Орут так, что вы теряете сознание. Царапают металл когтями мощных нижних лап. Французский радист из l'Exonération мелет что-то возбуждённо в валяющихся на полу наушниках рации — Марк выронил их, схватившись за голову.

"Да я ж не инвалид ебаный, чтоб на ровном месте падать!" - слова Бжика даже как-то обижают. Только что тварь в три раза больше нас, вместе взятых, разодрали, как хирург скальпелем, и тут вдруг я упасть с чего-то должен. Ногами запнулся, ага... Нихуя, блять, подобного, это Кейто помогла, как пить дать! Бля... Если так подумать: да я ж, выходит, неуязвим?! Ну, пока Билли её окончательно не захавал.

Притих он что-то... И впрямь пообщаться решили с ней? Слушай, это было бы неплохо! Думаю, если б меня всю жизнь дрючили и дрянью всякой кололи, я бы тоже таким злобным был... А если найдут общий язык, да он с неё слезет, даст жить нормально... Каково, интересно, жить вот так... Хуёво, наверно... Когда был нормальным человеком, а потом в эту сказку попал. Но жить то хочется! Я думаю: хрен бы я сдался, окажись на её месте! И потом: если б она померла, и ей было бы уже всё равно, неужели бы помогать стала? В смысле: если уже пофиг. Отстрелялся, всё, остальные сами по себе... Но ведь цепляется за жизнь! Значит: не всё равно. И значит: верит, что есть шанс! А учитывая, что она что-то знает... из того, что известно Билли, как я понимаю... короче, оценка шансов то не беспочвенная, выходит! И это ебать как обнадёживает!

"С чего ты взял, что нет детей никаких?! Я по лицу твоему видел, что ты знаешь, о чём я говорю! И если мы все видели одно и то же, значит, это нихера не глюк. Скажем так: крайне маловероятно, что один и тот же глюк будет у трёх разных людей, особенно если учесть, что никаких намёков на подобное видение у нас не было, то есть, больной мозг просто не мог бы создать подобный образ. Рубик, ну скажи ему! Я не псих!" - оборачиваюсь на своих, пушкой продолжая вперёд светить. Всё это недоверие до добра не доведёт... Хотя, блин, не беспочвенное оно... Может, я и прав. А что, если нет? В смысле: дитё то было! Что, если Билли считал с мозгов Кейто инфу, и теперь делает вид, что помогает мне, чтобы заманить куда-то? Хотя... Бля... Нахуя на нас было нападать в таком случае? Гмм... А, нет, тут как раз всё понятно: хотел превратить в таких же тварей, а код на двери можно и клешнями потом набрать. А выебать не получилось: вот он и пытается наебать! Вариант? Вариант! Сука, какой я умный, сам с себя иногда прусь...

"Короче, я хочу проверить вон ту дверь", - показываю лучом на ту дверь, у которой Кейто стояла, - "Поступила инфа, что те цифры были кодом от двери. Есть нюанс: я не списываю со счетов вариант, что всё это многоходовочка от этого мозгового слизня, и он просто подсовывает нам знакомые образы, чтобы доверие наше купить. Поэтому за дверью может оказаться и жопа. Но. Во-первых, нам надо где-то спрятаться. Во-вторых, проработать эту версию, чтобы сделать какие-то выводы. И да, ещё говорят, что охрана в шахте только что кончилась".

Всё это излагаю уже на ходу, двигаясь к двери. И так долго песдели... Какой там был код то? Ээээ. Три нечётных, одна чётная... Первая три... Сука! СУКА! Заболтали меня, блять! Всё вокруг тройки вертится, ну! Первая три, нечётных три, чётная третья, кратная трём! Все разные, точно! Три, пять, шесть... бляха! Один? Да, точно не семь! В башке цифры звенели, я б запомнил, если бы семь было, она звучит по-другому. Значит, единица! Три, пять, шесть, один набираю. Щас узнаем...

"Тигр" свидетель, "Раз-Два" был терпелив с "Немезидой". Он помог ей выбраться из кабины лифта, не критиковал вслух за плохую физическую подготовку, из-за которой они не успели проскочить наверх, да и сейчас таскает за неё сумку с "образцом", хотя это её обязанность. Стрелок ничего не сказал, когда "Немезида" отказалась первой заходить на этаж в прошлый раз. Тогда мужчина списал это на недоразумение и пошёл сам. И чуть не огрёб. Теперь же всё повторилось вновь. Ладно, очередное недоразумение, бывает. Стрелок объяснил "Немезиде", что от неё требуется и зачем. Потратил на это драгоценное время. И что же? А ничего! Девчонка явным образом проигнорировала приказ. И это не смотря на то, что за створками вот-вот произойдёт взрыв, а охрана комплекса требует немедленно покинуть шахту. И вот, пока "Немезида" тормозила, сверху на голову уже посыпался пластиковый отстрел! И ведь девчонка явно не тупая, раз в технике разбирается. Значит, причина торможения - не глупость. Но если она такая умная - то почему приказы не выполняет? А всё просто. Когда боец демонстративно не выполняет приказания командира, это называется "ЗА-ЛУ-ПА". И чтобы его "разлупить", существует только одно лекарство...

Старинная военная мудрость гласит: "Командир, чьи приказы не выполняются, теряет авторитет и перестаёт быть командиром. Никогда не отдавай приказов, которые всё равно не будут выполнены. Но уж если отдал приказ - любой ценой добейся его исполнения".

"Раз-Два" смотрел на "Немезиду" сверху вниз. Он уважал её как технического специалиста, это правда. Однако, проблема в том, что она не уважала его как командира их маленького подразделения. Игнорирование приказов - недопустимо и должно караться. Игнорирование приказов в боевой обстановке - недопустимо в принципе и должно караться с особой жестокостью.

За щитком не видно её лица, но стрелок легко мог себе представить, как "Молох" издевательски лыбится. Мол, давай-давай, недокомандир, рискни своей жизнью вместо меня снова. Я - принцесса сетевого пространства, а ты - мой раб-носильщик. Я принципиально не собираюсь выполнять твои приказы. Будешь совать свою голову в каждую дырку, снова и снова, пока тебе башку не отстрелят или не отгрызут! Тогда я спокойно перешагну через твой труп и заберу твои бабки, глупыш!

"А вот хуй ты угадала, девочка! - зло подумал "Раз-Два". - Все риски мы будем делить поровну! Думаешь, если хорошо знаешь матчасть, можно мои приказы не выполнять? Думаешь, мы без тебя не справимся? Зазвездилась, блядь, да?! Ну, сейчас мы тебя спустим с небес на землю!"

"Раз-Два" резко ударил "Немезиду" ботинком по шлему.
- Приказы командиров и начальников выполняются беспрекословно, точно и в срок! - рявкнул мужчина. - Читай устав, рядовой!
Стрелок начал бить сетевика по шлему, сопровождая каждый удар короткой фразой:
- Просто! Открой уже! Эту грёбаную! Дверь!

Флоренс уже была на грани когда чья-то крепкая рука втолкнула обратно в истекающее кровью тело. Смахнув осколки с себя, она страстно впилась губами в губы спасителя сбрасывая напряжение от перестрелки и близости к смерти.
Воспоминания пронеслись перед её глазами и Найтингейл бросилась к добровольцам, которых она видела там. несколько компрессии грудной клетки и взгляд полный надежды.

Завалил на лопатки свинцовым градом гиганта угрожавшего крокодилу. Вот удивительный всё-таки феномен связи между человеком и предметом его работы. Особо не вникал в то как это работает Райт, так читанул пару статеек в свободное от работы время чтобы развеять скуку.
Кто говорил о духах предметов, которые привыкают к человеку и относят к нему более благосклонно, кто то же утверждал что то просто такая сильная привычка из-за чего с не твоим инструментом работа идет хуже… Кто его знает чего там на самом деле, уж зная мифическую подоплеку мира духи вещей не казались такими уж вымыслом и вздором автора.
— Молодчина. — Тихо просипел Патрик и слегка, ободряюще, постучал костяшками пальцев по внутренней обшивке стрелковой позиции, выдержала броня, не пустила мертвяков внутрь, а с тем, кто могтеё пробить бульдоги справились организованным огнем из всех орудий и даже здесь Виккерсы Крокодила внесли значимую лепту в бой.

Сменив магазин на полный, у хорошего бульдога всегда должно быть при себе много патронов. А вот действия командира не понравились, он занял ЕГО место, впрочем кинув на него полный недовольства взгляд и громко засопел показывая своё негативное отношение к ситуации залез на соседнее пассажирское кресло. Черт с ним, командир всё-таки, если он его прямо так выволочит от руля, то может еще обидиться и рапорт накатать, а что в санитации, что в бульдогах рапорт бывает страшнее самой смерти. Тем более вон целая легкая аптечка медикаментов, что могут вытащить даже с того света.

Заодно перетащил поближе к себе верный топор с лезвием в чехле, нечего ему рядом с чужим человеком находиться, еще и таким бесцеремонным, а то вдруг тоже полапать захочет своим загребущими руками. И вот так баюкая топор как драгоценность следил за дорогой и действиями самозванца на месте водителя.

На всякого биоандройда с квазисознанием найдётся своя "Немезида" с техно-белибердой. Они ей, типа, "Три-Пять. Слышь-Ебать?" А она: "Лунный День: Идите в Пень". Пытаюсь взять себя в руки, но голова идёт кругом. Всё взрывается. Морфы наблевали везде, тупые суки. Ручная рука с глазами в банке стучит пальцами. Оружие вышло из строя. Голова болит. Товарищи — не товарищи. Все — хуй пойми где. Пилот-"Оцелот", братишка. Куда мы с тобой попали? Что, в какой момент пошло не так? Всё же было пиздец как анонимно. Это из-за нас? Мы... Дали Всеобщую Электрификацию?

Нажал крестик в верхнем правом углу тактического дисплея.

"Конечно все умрут, ебанашка. Такова жизнь! Только те, кто много выёбывается, сдохнут быстрее", - мысленно отвечаю пиздюку, когда дело сделано. Настоящий он или нет - не важно. Просто заест меня это... слишком уж выбесил... Ненавижу, блять, ёбаных детей! А ещё сильнее ненавижу уёбков, подходящих сзади. Никогда, сука, не подходи ко мне с тыла! Как, блять, хорошо, что руки были стволом заняты, а то, я чувствую, будь в руках нож, пырнул бы тварь по культяпкам, да сам бы и вскрылся, потому что это говно фантомное. Сука! Аж трясёт!

Но есть в произошедшем и положительный момент. Даже несколько. Во-первых, это дерьмо можно убить. И это нихуёвый такой поворот. Чего, в самом деле, боялись - непонятно... Скажу честно, ждал, что эта мразь ещё и бронированная, как чёрт. А эти глаза? Ты видал, как он вылупился? Там же пересохнуть всё должно было десять раз, а значит, он не пользуется зрением. И толку стрелять по ним не было. Но хорошо, что всё сложилось. Рубик, молодчага, отпидорил этот кусок куска что твой мясник на скотобойне. Но! Есть и негативный момент, он же "во-вторых". А именно: эта тварь похожа на человека, и, судя по образу мальца в башке, мыслит как человек. Это хуёво...

Перезаряжаю ствол, пока есть минутка передышки. Ставлю в этот раз диск. Тридцати пуль в этот раз хватило, но неизвестно, что будет дальше. Отработанный магазин прячу в подсумок, всё как положено. Почему-то есть предчувствие, что выберемся отсюда. Так что надо думать за материальное благополучие. Рюкзак, например, найти!

"Бжик, ты нормальный вообще? Какие люди, какой лифт?! Ты видел эту ебанину? Я не знаю, как насчёт тебя, но мне эта тварь в башку какого-то ребёнка безглазого начала совать. Лучше, чем член, но всё-таки... Щас пацан пропал, из чего я делаю вывод, что в этих лабах выращивали каких-то мутантов (он очень похож на человека, если ты не обратил внимания), которые могут воздействовать на мозги. В прошлый раз нам стёрло память. Теперь вот это... Кто знает, может, они сознание перезаписывают и превращают человека вот в такое дерьмо. Меня не спрашивай, я не специалист, просто фантастики начитался, но перед нами есть факты. И лучше бы нам поскорее съебаться. Помнишь надпись на всех дверях: "Не заходить по одиночке, проверять герметичность костюма"? Есть мнение, что этот говнюк выделяет какой-нибудь газ, который мы не чувствуем, но он всё равно влияет на мозги. Я бы предложил его сжечь, но не уверен, что от этого не станет хуже. Поэтому ноги в руки и валим в ту дверь, которую эта гнида продырявила", - излагаю свои соображения братанам. Может, я и преувеличиваю, но проверять теории на соответствие истине что-то не хочется. Хочется жить. Желательно: где-то, где теплее, чем здесь.

"Рубик, ты в порядке?" - спрашиваю у притихшего бойца, - "Скажи чё-нить".

Фрэнк `Бекон` Джонсон

Ты слышал, от адреналина люди делают ещё не такое: парни с вашей казармы рассказывали про новобранца Артемиуса Уайта, который, когда только пришёл в "бульдоги", как раз едва вернулся с фронта. В 1914-м он участвовал в контр-атаке 5-й британской армии на Марне. События развивались так: после отступления за Марну генерал Френч не собирался отправлять британцев на помощь союзникам-французам, сначала те начали контр-наступление самостоятельно, но без явного перевеса, затем подоспела их Марокканская дивизия и немцы оказались слишком растянуты по фронту — британские корпуса начали медленное продвижение в создавшиеся пустоты, угрожая развалить фронт гансов на изолированные куски. Во время одной из атак немецкий самолёт осыпал роту Уайта флешеттами. Артемиус поблагодарил про себя бога, что его не задело — они шли на позиции врага — он убил фрица в штыковой атаке, они заняли первую линию траншей и остановились в ожидании приказа о дальнейшем наступлении. Но оно не последовало — командование решило не двигать пехоту вперёд, нужно было дать отработать артиллерии. Тогда Артемиус решил прилечь отдохнуть прямо в окопе — нахлынула усталость — но никак не мог устроиться, всё что-то мешало. Как выяснилось — мешал гранёный стальной карандаш, который упал с самолёта и пробил грудь за ключицей. Уайт увидел это слишком поздно: он истёк кровью и умер. Но его счастье рядом случилась некая мисс Найтингейл — теперь тоже сотрудница Министерства. Она сумела воскресить Артемиуса и её заметила Коллегия. Его приняли в бульдоги за удивительную живучесть и фронтовой опыт, а её за способности хилера. Есть и много других историй: джентльмен сгорел вместе со своим домом, но от ужаса не понял этого, пока его не потушили и не рассказали обо всём в деталях; ребёнок увидел вампира, но остался жив — он умер от ночных кошмаров только 40 лет спустя, 10 из них прослужив в Министерстве; леди насмерть забила тигра зонтом, когда он бросился на цирковом представлении на её маленького племянника. Адреналин превращает людей в сверх-людей. С этой мыслью вылил в сырую ночь ещё одно облако жидкого света.

Терренс. Всем

Взвесил в руке одну из статуэток, посмотрел со всех сторон. Вроде бы целая. Остальные ящики тоже бегло осмотрел на предмет внешних повреждений. Таковых не оказалось.
Посмотрел на реакцию Тобби, удивился.
- Что, сородичей признал, капрал? Ну, ну, пойдем отсюда.
Спрыгнув из грузовика чуть не столкнулся с радистом, который подкрался словно кот и тоже разглядывал содержимое ящиков.
- Ну давай, докладывай, что дело сделано. Пусть присылают конвой, грузчиков, а пока что давайте создадим периметр и притащим труп того беглеца к машине поближе. А то дождемся, пока какие-нибудь оборванцы снимут с бандита ботинки. А между прочим, его труп является не только вещественным доказательством, но и возможным информантом.
Не то, чтобы Финеас знал точно, что труп будут допрашивать в Министерстве, однако отрицать такой вероятности не мог. В первой машине допрашивать любыми способами уже было некого, после взрыва. Нежить тоже был не только хорошенько прожарен, но и декапитирован бдительным Артуром. Так что остается только этот.

По прибытию началась обычная рутина. Сдать рапорт, выслушать нагоняй за медленную работу, написать объяснительную по поводу задержки и сидеть надеяться, что дадут медаль. В своем рапорте Боумен особенно отметил выдающуюся оперативную работу Фрэнка Джонсона и Джексона Вейтса. Остальные тоже работали хорошо, кроме Патрика Райта, но топить бедного старика ещё больше Финеас не стал. В конце-концов, если хотел встретиться со столбом их мехвод, то и встретился. От каждого по способностям, так сказать! Это был хотя и мелкий, но все таки анархистский демарш против начальства.

Дома все было как прежде. Тишь, уют, стакан джина и приятные беседы с товарищем Троцким сквозь печатное слово. Помимо этого Финеас решил нагрянуть в гости к "Бекону", принеся с собой хороший окорок, бутылку красного вина и Тобби, который вёл себя прилично, сидел за детским столом и веселил собравшихся танцуя ирландскую джигу.

Жестяк.
- Реально хочешь проверить? - кричит в ответ, выглянув из-за стойки дверного проема, - Просто не трогай сраную панель!

  С грехом пополам, глухо и невнятно, но удалось выдавить из себя слова. Маленькая победа, вполне возможно, что бессмысленная – если в ней установлены не только дыхательные фильтры – но все равно победа. Слова напарника звучат логично и взвешенно, даже чрезмерно осмысленно. Словно бы память его не столь похожа на решето, как бы ему хотелось представить. Сестричка-паранойя настойчиво и требовательно скребет по сердцу острыми коготками, требуя к себе внимания: а ну как мужчина врет, и все-то он знает? Резонный вопрос «Зачем?», или, что вернее, «Que bono?» паранойю не волнует – ее беспокоит грязно-серое, желтыми прожилками жадности ощущение предательства.
  Вот только есть одна маленькая вещь: состояние свое мужчина описывал уж больно похоже на чувства самой женщины – а такое не придумаешь. Может, у него просто начинает просыпаться память, и все знания – суть то же инстинктивное понимание, что ее мысли о кофрах и действия с регенератором? Не без волевого усилия она заталкивает низкие, подлые мысли в глубины сознания – рано подозревать в дурных намерениях того, кто с тобой в одном строю, пока на то нет убедительных доказательств. Уж лучше получить удар с тыла, чем унизиться до того, чтобы первой атаковать своих ради эфемерного ощущения безопасности. Будь что будет – а уж в своем умении выбраться из любого дерьма она не сомневается.

  А сейчас пора сменить действие на ожидание – пускай пока что остающийся безымянным подчиненный ищет выход наружу и проведет разведку внешнего периметра. «Да, его явно не учили древним правилам этикета о том, что дамы – вперед», - хмыкает мысленно женщина непрошенной мысли, - «Ну и не страшно. Будем считать, что он в авангарде. А то, если снаружи нас ждут, например, поспешившие к месту крушения вооруженные и недружелюбные ублюдки, то оказаться перед ними безоружной и выходящей, прикрываясь стыдливо, из полной белой пены раковины люка, как на той картине, было бы не лучшим выходом. Пускай боец осмотрит местность, а там дальше и ударная сила в моем лице подоспеет. Главное, чтобы он на радостях не забыл, что помимо меня его здесь еще и кофры ждут не дождутся».

  Миг – и вдруг картины прошлого водопадом излились на безжизненную пустыню ее памяти. Кто бы мог подумать, что триггером цепочки ассоциаций послужит такой простой, такой ставший уже было привычным элемент окружения? Мозг полнится резким каскадом ярких, насыщенных цветами и звуками картин – словно голофильм включили. При первых кадрах она даже дернулась, ощутимо задев плечом вывороченную панель – неожиданность и рефлексы сыграли дурную шутку, и хорошо, что она ничего не порушила.
  Сжимаются пальцы в птичьи когти, словно норовя вцепиться в жертву. Помнится, как стучит в висках адреналин боя, превращая губы в кривую ухмылку. Помнится, что нравится видеть, как в застывших глазах, стекленея, замерзает последний увиденный образ, как из разверстых ран пульсирует кровь или гель, или машинные масла. Как нет ни капли грусти за то, что ежечасно ходишь по ножу и, сжав душу в зубы, делаешь новый рывок навстречу неизвестности. Как все клюют медные птицы свои зерна мимо и мимо – в молоко. Как чувствуешь полное, настоящее биение жизни только в такие моменты.

  Мгновение – и словно новый фильм запустили. Новый калейдоскоп кадров, вытянутый на обозрение хозяйки. Мир? Ну уж точно не бой: вернее, не открытое столкновение лицом к лицу, но не менее опасная подковерная игра. Здесь скрыт кинжал за каждою улыбкой… Женщина вовсе не помнит себя, но если некоторые аспекты, позабытые по воле неизвестных причин, еще можно предположить, то с подобной стороны она себя вовсе не помнит. Что же, тем интересней будет прозревать и понимать. По крайней мере, формат общения с мужчиной, поименованным Марком, ее совершенно не смущает – сразу становится понятно, что воспоминания эти именно из ее жизни, а не что-то, увиденное когда-то.
  Да и «улыбочка» ее, конечно, хороша. Приятно же иметь под руками («под носом, хе-хе!») такое мощное оружие, которое всегда с собой! Интересно, а что в состоянии ее зубки разгрызть, да и в принципе остались ли они к текущему моменту? Надо будет проверить!
  И ножки, конечно, тоже хороши, кто бы спорил! Поняв, что она сейчас эстетически любуется самой собой, женщина фыркнула: «А нарциссизм мне не чужд, однако»! Но, помимо радости от узнавания себя, возникал и интересный вопрос, проходящий пока что по разряду домыслов: а какой она была прежде, до того момента, как у нее появились все эти фильтры, имплантаты, прелесные волосы, биоэластик и все такое? Может, раньше она была пожилой сморщенной лысой негритянкой-инвалидом-трансвеститом с синдромом Дауна и привычкой к вегитарианству? А потом ее новые хозяева из милости одарили всем набором био- и кибермеханических благ? Вряд ли, конечно, но сам-то вопрос она себе задала правильный и полезный для полного осознания своей личности – ведь только поверхностные люди не судят по внешности, хех. Вот только ответ на него до полного заполнения пустых сосудов памяти малореален и, признаться, малополезен.

  Зато, о чудо, она обрела-таки собственное имя! Ну или один из официальных псевдонимов или позывных, что тоже само по себе неплохо. Поначалу резковато прозвучавшее «Фло» ей не понравилось – уж больно походило на собачью кличку. И Фло-нынешняя сразу начала перебирать варианты, каким это имя могло быть на самом деле: «Флорентина? Флора? Флоренс? Филомена? Флавия? Флоринда? Твою мать, так гадать можно бесконечно»!
  Впрочем, ответ вспомнила она довольно быстро. Покатала имя в мыслях, словно оценивая его звучание: «Терренс. Флорида Терренс. А что, звучит неплохо! Nomen же, как говорится, est omen, и omen в нем явно неплохой!» Теперь, по крайней мере, она могла себя как-то идентифицировать, помимо банального и нейтрального «я». К тому же, вспомнив имя и некоторые моменты своей явно небедной на события биографии, можно было обоснованно рассчитывать на возвращение памяти в целом, и это не могло не радовать.

  Напарник же тем временем шумел где-то сбоку, пытаясь обеспечить им свободу. Наконец, над головой что-то зашипело, и новообретшая имя свое мисс Теренс почувствовала, как пришли в движение запертые досель в тесном пространстве слои пены. Означать это могло только одно: попытка коллеги увенчалась успехом. А значит, пора было прекращать восторгаться возвратившимся воспоминаниям, словно малолетка наутро после жесткой пьянки, и спускаться на грешную землю.
  Снова женщина прикрыла рот руками, упрямо не желая проверять усвояемость пены пищеварительным трактом. Коротко напомнила невидимому мужчине:
  - Сначала подам кофры, потом поднимусь сама.

Мальчик забрал ужасную гусеницу, и Недуся сразу утешилась, тем более, что он пригласил ее на обед. Девочка понимала, что значит приглашение на обед. Мама Халабала хорошо ее научила всем этим вещам, и заодно популярно объяснила, если мальчик привязывает тебя к стулу, бьёт по башке портфелем и подсовывает всяких ползучих тварей, то стоит обратить на него внимание и улыбнуться, а не бежать ябедничать сразу.

Поэтому она перестала извергать огонь, и щедро улыбнулась мальчику. Его звали Грам, имя ей понравилось. И он был симпатичный. И он пригласил ее на обед! Недуся мысленно стала составлять портрет Грама, чтобы описать его в письме пани Халабале.
"Значит, ОН ТАКОЙ МИЛЕНЬКИЙ, темноволосенький, лохматенький, но не сильно, а как будто задумался и взъерошил волосы, кстати, стрижка стильненькая, не в дешевой цырульне обкорнатый, и он такой выше меня, стройняшечка, а плечи широкий и взгляд загадочный из-под бровей, смуглявенький, и уже подсунул мне безногую каракатицу, я кричала и жеглась огнём, но недолго, он сразу её убрал, и пригласил на обед, маминка, как ты думаешь, он КАНДИДАТ? "

Так вот, думая обо всем этом, Недуся улыбнулась и скромно подхватила Матея Грама под руку и отправилась в столовку. А там было все, просто все, и даже кровавое мороженое, наверняка имени Влада Цепеша, но написано на нем было про каких-то читающих постов, видимо, это какой-то религиозный обряд, когда пост соблюдают.

Мороженое слэчно Халабала не брала, потому что там были кнедлики, рулька, как у маминки, пиво, как тато вечером дует с другами, и конечно надо было это вепрзо-кнедло-пиво от души употребить.

Недуся нагрузила себе полный поднос, а для коши взяла немножко фуа-гра и сырой стейк голубого тунца и томатный сок.

–Таджикистон?!?! – она в ужасе всплеснула руками и уронила поднос. – Какой кошмар! А дальше?

И ей пришлось все собирать на поднос заново, не с пола же кушать.

— А что, здесь правда есть всё? — недоверчиво спросил Никита у ближайшего гнома (гномы здесь были везде, это Никита уже знал). От неожиданности он даже забыл назвать гнома карланом, как решил было делать, чтобы довести всю эту породу до белого каления.
—В столовой есть все! Можно брать даже мороженое! — ответил гном, показывая на транспарант над потолком.

И здесь действительно было всё, понял Никита, ошеломлённо оглядываясь: в бесконечность уходили ряды стоек с цветастыми вывесками, как на фудкорте, длинные заставленные блюдами витрины, приглашающе кланялись перед Никитой гномы-официанты, колдовали за прилавками гномы-работники фастфуда в белых передниках, в поварских колпаках и даже — показалось Никите, — в халате поварихи столовой его средней школы. Никита присмотрелся: и верно — на блестящей металлической столешнице перед гномом-поварихой стояли миски с овощным салатом, тарелки с рисовыми ёжиками под неаппетитной подливкой, большая кастрюля из нержавейки с загадочной надписью краской «I 6 Л» на боку, а рядом — блюдо с толсто нарезанными кусками серого хлеба и рядок маленьких пакетиков дешёвого сока. Гном в халате с кокетливо завитыми на уродливой морщинистой голове кудряшками вскинул на Никиту раздражённый взгляд и гнусаво произнёс: «Утюгов! Чего толпимся! Проходим, порцию берём!» «Ну нафиг», — мысленно сказал себе Никита, поёжился и ускорил шаг, боясь лишний раз оглянуться.

Удивительно, но перемещение даже к самым дальним стойкам не требовало усилий — стоило сделать шаг, и всё изобилие заведений, цветастых вывесок, блюд на витринах, официантов, сдвигалось и головокружительно неслось мимо, как в ускоренной съёмке. Более того, не столько Никита шёл куда-то, сколько Столовая перемещалась вокруг него, и Никита видел, что, к какому бы заведению он ни направлялся, стол, за которым расположились одноклассники, находится более-менее рядом. «Каждому Кажеция представляется по-своему», — вспомнил Никита слова Кастора и подумал, что парень таки прав.

Он сделал ещё движение, Столовая опять крутанулась вихрем, и Никита обнаружил, что стоит у стального прилавка, в углублении которого установлена кастрюля с бурлящим, пряно пахнущим красным варевом, в котором плавают кусочки какой-то белой массы. Узкоглазый гном в зелёном китайском ватнике помешивал варево здоровыми, в локоть длиной, палочками для еды, соединёнными на концах на манер циркуля.



— Это что? — настороженно спросил Никита.
— Мапо дофу, — ответил гном. — Бери, мальсик, бесипилатно, — и, зачерпнув половником варева в щербатую мисочку, передал еду Никите вместе с чашечкой парного риса и палочками в бумажном пакетике.

Никита почуял подвох. Коммунисты, — понял он. Когда коммунист врёт? Когда у него губы шевелятся. В уме Никиты появился Бенджамин Франклин в лучах сияющего солнца и трубно возгласил с облака: «There is no such thing as free lunch». Никита погрозил карлану пальцем и уверенно сказал:
— Из летучих мышей сделали! — но всё же решился попробовать. Он был не очень последовательным юношей.

Лучше бы он этого не делал. Сычуаньское мапо дофу немедленно обожгло рот так, будто бы нёбо, язык, гортань Никиты сейчас поливал полыхающими струями огнемётный взвод Народно-Освободительной Армии Китая. Разинув рот и с ненавистью глядя на карлана, Никита бросился прочь.

Долго он искал что-то подходящее: глаза разбегались, попробовать хотелось и вот это, и это, и ещё вон то. У стойки с мороженым Никита не удержался: взял рожок зеленоватого, мятного с шоколадом лакомства. «Точно бесплатно?» — поинтересовался он у гнома-мороженщика. Мороженщик подтвердил: точно бесплатно. Мир Никиты рушился на его глазах. «Я в коммунизм, наверное, попал», — испуганно думал Никита, перемещаясь между бесчисленными стойками. — «Но неужели здесь есть действительно всё? Всё, что только можно себе вообразить в качестве еды?» — и, не успел он подумать об этом, как его глазам открылось поистине ужасающее зрелище.

Над огромным перламутрово перемигивающим углями железным мангалом на вертеле, зарумянившийся до хрустящей корочки, со сморщенным яблоком во рту, в дрожащем, волнами шедшем от мангала воздухе жарился… сам Никита. Увидев это, Никита остолбенел, мороженое выпало у него из рук. Меланхолично поворачивающий вертел гном-шашлычник, чернявый, бровастый, в нечистом переднике, обернулся к Никите и сказал:
— А чего ты хотель, мальчик? Тут всё есть. Вообще всё есть, жи есть.

Никита в ужасе бросился к другому прилавку и увидел, как за ним рабочего вида гном в каске варит кирпичи — крошит красный силикатный кирпич молотком, бросает осколки в заполненный прогорклым техническим маслом чан, с каменным стуком помешивает варево ребристым арматурным стержнем.
— Ну и чего смотришь? — хмуро спросил он Никиту. — Варёный кирпич. Нишевое блюдо.

Никита беспомощно оглянулся в поисках спасения, понимая, что забрёл куда-то не туда, в какой-то дальний угол этого вавилонского фудкорта, где было буквально всё: во всей огромной Столовой не было двух одинаковых блюд. Исходя из этой неоспоримой предпосылки, Никита сделал вывод, что Столовая всеобъемлюща и что на ее витринах можно обнаружить все возможные комбинации потребляемых и даже не потребляемых человеком продуктов (число их, хотя и огромно, не бесконечно) или все, что поддается готовке. Всё: паштет из мужских носков, куски голубого сала, суп из покрошенного и разваренного полного меню Столовой, мириады вариантов окрошки на квасе и кефире из фальшивых меню Столовой, жаркое из трилобита девонского периода, мапо дофу из летучих мышей, стейк из существа с неведомой планеты на другом конце галактики, точная копия сегодняшнего ужина мастера этой игры, миниатюрная копия Кажеции из сахара, запечённый мозг страдающего прионной болезнью дикаря, свадебный торт с фигурками Кастора и Герды наверху и Недусей-стриптизёршей внутри, цементный свадебный торт с фигурками Кастора и Герды наверху и противопехотной миной внутри, коктейль «Слеза комсомолки» (безалкогольный), полный текст этого модуля в шоколадных буквах, советский пломбир, по вкусу точно соответствующий не реальному, а запомнившемуся когда-то в далёком детстве, фруктовый лёд с замороженной кошкой Недуси, сорбе из противогаза Герды с ложечкой в виде пехотной лопатки, мороженое из кровавых слёз читающих этот пост, и, кульминацией этого божественного пира, — деликатес деликатесов: крем-брюле из слёз ОХК, понимающего, что этот пост у него теперь будет висеть в профиле! Это слёзы счастья, дорогие читатели: они прозрачны, чисты и сладки. Кушайте на здоровье.

В проносящемся мимо него калейдоскопе еды мечущийся взгляд Никиты внезапно выхватил знакомое: родной, милый жёлтый символ на высоком шесте, сияющий Никите путеводным маяком. Никита сломя голову кинулся к вожделенной красной вывеске, бухнулся локтями на прилавок у окна выдачи, вскинул голову и, тяжело дыша, выпалил свой символ веры, свой якорь, свою вечную триаду, на которой зиждилось его душевное спокойствие:
— Бигмак! Картошку! Колу!

Патрик Райт

Метнул окурок в землю, притоптал, сел за руль, вырулил за пределы базы и направил бронеавтомобиль строго в фонарный столб. Крякнуло железо, зазвенело стекло. Позади шумнул огнемёт и заорали сразу пять знакомых голосов. Снаружи кричит женщина. Выходишь из машины с тяжёлым сердцем. На брусчатке, к счастью, не кровь и мозги, а всего лишь разбитые куриные яйца и откатившаяся плетёная корзина. И лежащий столб из металла с разбитыми стёклами, похожий на поверженного боксёра с выбитыми зубами. Покрасневшая от испуга и гнева леди кричит на тебя. Заметив топор за спиной, она замолкает и моргает. Не от страха ещё — от чувства, что попала в абсурдный сон.

На этот раз пятиться назад не стал. Смысла нет прицел сбивать – если тварь сейчас не ляжет спать, мало разницы, между вами пять метров или десять. Задержал дыхание. Прицелился еще раз четенько в "венцы" эти страшные. И начал стрельбу.

Марк Бригам



Ты заглянул в "Быка и Грузовика", выпил там с Маккракеном и поздравил с наградой, но на этом не остановился. Дальше были: "Три Пенса" (выпил с констеблями), "Весёлый Оракул" (выпил с медиумами), "Бульдожий День" (выпил МНОГО кружек пива с бульдогами — сколько баек вы рассказали, и сколько сигарет вы выкурили, и сколько вы горько молчали, и сколько смеялись до слёз над непонятной, но разрядившей воздух шуткой Берта Миллза — этого нельзя сосчитать, да и способность считать была в этот момент чем-то очень гипотетическим — и всё-таки ты нашёл в себе силы отправиться дальше — бульдоги провожали тебя уважительными взглядами, как отправляющегося в вечное странствие Одиссея). Дальше: "Кабан и Канкан" (не помнишь, как именно тебя выгнали из мьюзик-холла, но помнишь, что лицо было в крови, а на одной ноге не было ботинка — в руке ты держал... что? Горлышко... бутылки? Ты с удивлением посмотрел на него и выборсил). Дальше: "Грог и Жестокий Рок" (пел с моряками шанти, вернее, уже просто что-то ревел в духе бури). И дальше: "Репейник" (ты попытался сделать что-то плохое с лепреконом — подрался с ирландцами, кричал, что каждый из них получает ОПЫТ от тебя, что каждый из них получает ДВА ОПЫТА). И дальше: "..." И дальше.

Недуся сильно расстроилась. Очень сильно.
Она шла к парню. А потом всё померкло и изменилось. И она не понимала, где она, потому что обстановки вокруг не было видно.
Она испуганно оглядывалась, паниковала и то и дело прижимала к себе кошу, которая уже нервничала в рюкзаке, высовывая мордочку и требовательно мяукая.
Был какой-то разговор каких-то жутких непонятных персон, которые угрожали. Злой Ваген запихался конфетами на глазах у голодных измученных детей и плотоядно ухмылялась. Представив себе, как этот учитель будет вести уроки и рассказывать притчи, девочка расстроилась окончательно, теряя над собой контроль. А когда терялся контроль, начинался огонь. Он уже дрожал на кончиках пальцев, но Недуся изо всех сил сдерживалась.

И тут к ней подошел тот самый парень. Он протянул ей какую-то бумажку.
Недуся отвлеклась от контроля, и огонь вырвался на волю

  Осмотрелась, чуть поморщившись – долгое сидение на одном месте не располагает к бодрости. От увиденного, а вернее, нащупанного склизкий спазм страха сжал горло: не надо было обладать богатой фантазией, чтобы представить, как и без того искореженная, словно жестяная банка из-под пива под чьим-то тяжелым сапогом, сминается сильнее, навек становясь неуютной могилой двух невезучих сплющенных тел. И это было бы еще большое везение, если при таких раскладах помрешь сразу, а вот если бы съехавшая со своего места панель и деформированный корпус прогнулись бы чуть глубже, то ей и ее спутнику выпала бы прекрасная возможность сидеть в кресле без возможности пошевельнуться или как-то сдвинуть стенки «гроба», и ждать отвратительной и долгой смерти от голода и жажды как благословенного избавления от страданий. Веселенькая перспектива, верно? От такой хотелось ругаться непрестанно, как в жопу пьяному сержанту-контрактнику, но женщина ограничилась только коротким и даже в чем-то восторженным:
  - Ебучий случай!

  Обозначив так свое мнение о ситуации, она зачарованно провела затянутыми в перчатку комбеза пальцами по панели, чуть не угробившей ее. Отдернула резко руку – а ну как и такое касание заставит ее рухнуть? Но нет, в порядке все, вроде бы. Паранойя, чтоб ее, хотя и вполне оправданная. Положительно конструкторам аппарата надо было петь осанну: борт всмятку, вся начинка съехала, а экипаж жив и даже относительно цел.
  «Интересно, что все-таки произошло?» - рассуждала женщина, легкими касаниями рук скользя вокруг. – «Нас сбили пидарасы или же мы просто потерпели гребаную аварию? Если на высоте – то слава Богу, что упали на брюхо, иначе, чую, двигаться было бы гора-аздо сложнее! А если на глиссаде? Хотя нет, вряд ли мы шли на посадку или взлетали в пустом, как моя память, месте – иначе бы живо прибежал хоть кто-то. Твою мать, как хорошо жить»!

  Поиски вокруг результатов не дали, зато толи подсознание заработало, толи память смилостивилась и потихоньку начала возвращаться к хозяйке. Мысль об армоконтейнере грела душу, словно у странника в пустыне, твердо знающего, что за следующим барханом он найдет цветущий оазис. Как-никак, а там медикаменты, пайки, рация, оружие, наконец. При мысли о последнем женщина поняла, что без него чувствует себя если не голой посередь площади, то, как минимум, словно расхаживающей по ней в прозрачной комбинации.
  Поймав себя на этой мысли, она не удержалась и громко фыркнула. Эх, так уж устроен человек, ему всегда всего мало. Еще минуту назад ее задачей всего лишь было освободиться, затем – выбраться скорее отсюда, причем вместе с напарником, все прочее было факультативно. Теперь, когда шансы на спасение мужчины возросли, ей позарез стало необходимо обзавестись оружием. А как выберутся они – наверняка захочется пожрать. А потом и выпить чего покрепче, и так далее, и так далее: никогда, в общем, не будет чувства удовлетворенности собой и жизнью.

  Итак, дело оставалось за малым: нагнуться осторожненько, так, чтобы задницей ничего ненароком не задеть, вытащить ящик и поспешить на голос. Времени, оно конечно, терять было нельзя, но и спешить, снося все на своем пути, тоже не стоило. Спеши медленно, как говорил кто-то неглупый, ага? Голос, конечно, продолжает буравить мозг и требует свалить нахрен, и по-своему, по-машинному, прав. Вот только глупая говорилка не знает и не понимает, что иногда есть что-то, не менее важное, чем своя шкура. Бодрые слова «Сам помирай, но товарища выручай», «своих не бросаем», «вместе мы сила» звучат правильно, и побуждают к правильному. Но в персоне напарника только треть всего: нельзя забывать и о том, что двое сильнее, чем один, и о том, что, бежав и оставив его на верную смерть, потом придется с этим жить. Женщина не могла сказать точно, но была уверена, что и в здравом бы уме она предпочла бы спокойный сон и чистую совесть потом снижению рисков сейчас.
  Решив приободрить пришпиленного к сидению коллегу, она уведомила его о находке:
- Так, парень. Кажется, я начинаю припоминать, что под креслами у нас должны быть кофры с эн-зе. И там, вроде как, даже регенераторы должны быть. Ты там продержись еще чутка, я сейчас достану и подойду. Ты еще многих переживешь. Сам потом со смехом в баре будешь вспоминать это приключение. Раз уж жесткая посадка нас не убила, то посадка на штырь не убьет тем паче, правильно?

Жестяк. Спиной к стене повернулся, но расслабляться рано. Любую стену возможно пробить, было бы желание. Прострелить, подорвать: способов много. Стоишь.
Руки сами к бедрам опустились. Над ними, по бокам бронежилета, справа и слева, торчат зацепы под выемки, которые есть на ружейных корпусах, с противоположных от экстракторов сторон. У "Левого" окошко слева, у "Правого" - справа, чтоб гильзы летели куда положено, в отбой, а не в лицевую пластину, например. Гильза. Патрон. Да, патрон.
Патрон. Миг. Вспышка. Сидишь на жестяном табурете, уперев спину в переборку, цилиндром зажатого меж пальцами патрона в такт музыке по исцарапанной, явно просто вырезанной горелкой из корпуса какого-то челнока и расправленной ударами кувалды поверхности круглого стола постукиваешь. Полумрак вокруг пропитан вонью немытых тел, дешевых сигарет, еще более дешевого пойла, и, кажется, кисловатым запахом рвоты.
Колонки на стенах надрываются, превращая любой разговор в настоящее испытание. У заставленной пустыми, сделанными для большего понта из гильз от ПЗО рюмками стойки громко спорят, обвиняя друг друга неизвестно в чем, рейдеры. Судя по нарисованным краской, похожим на эрегированные члены ракетам на кожанках, скорее всего, из "Ракет". Где-то слышится пьяный женский смех, кто-то радостно кричит что-то в духе: "Давай! Давай!".
Танцпол, вид на который тебе частично перегораживает в своей бронекуртке на фоне напольных прожекторов кажущийся просто глыбой, в кои то веки снявший смартхельм Фидель, наполнен дергающимися телами разной степени свежести, вперемешку с уровнями алкогольного и, похоже, наркотического опьянения. Справа - Сантьяго, твой босс. Для тебя, конечно, давно уже просто Санти или Морти, но ты знаешь, что он предпочитает полную версию своего имени, и стараешься называть его именно так. Куртка призывно мигает голограммами, алеет световыми кольцами, и буквально превращает его в маяк, на который в таком месте может прилететь любой мотылек. Но Сантьяго Мортиноцци не из тех, кто боится мотыльков, это ты знаешь точно. Слева - Кейто. Откинулась на табуретке к стенке овальной ниши, в которой вы и расположились. Распахнутая куртка светится не хуже, чем у босса, в ушах наушники, на лице бессменная маска. Покачивает остро торчащими в разные стороны будто спицы прядями черных волос в такт собственной музыки, щелкает пальцем по экрану коммуникатора, давя наползающие со всех сторон на экран разноцветные шарики. Стол, между тем, практически пуст, если не считать шлема под рукой у Фиделя, и револьверного гранатомета Кейто, который она, как обычно, просто бросила перед собой, у всех на виду.
Это "Дыра", круглосуточный клуб на третьей палубе "Кольцевой-Три", мегастанции внеорбитального базирования, и он, как по тебе, полностью оправдывает свое название.
- Слыш, ты, ебать..., - на плечо Санти ложится заскорузлая, с невымываемо впрессованной в каждую складку мазутной гарью, ладонь. Ее обладатель, густо заросший клочковатой щетиной мужик лет тридцати, с совсем недавно перебитым носом и покрытой очень нехорошо выглядящими язвочками шеей, одет в похожую на строительную робу куртку с нашитыми на плечи шевронами в виде черепов. Из-за ремня торчит, упираясь перемотанной черной изолентой рукояткой в расползающуюся ткань драного свитера, револьвер. Его мутный взгляд скользит по каждому из вас, задерживается на Кейто. Вонь помещения теперь перебивает гнилостный смрад его дыхания, - Ты че, хуле, а?
Ты замечаешь еще шестерых парней, что внимательно наблюдают за вами, сидя в нише на противоположной стороне зала. Моргнув, привычно чуть щуришь глаза, и на пару мгновений зумируешь изображение. Снова моргаешь, наводя фокус, и добавляя контрастный светофильтр. Те же нашивки, черепа. Рейдеры, как ты успел понять, ребята очень простые, и практически наверняка их банда называется не иначе, как "Черепа".
- Уйди, друг, - босс чуть качает головой, мол, нет, и ты успеваешь заметить, как Кейто разжимает механические пальцы, обхватившие, было, рукоятку торчащего из поясных ножен клинка.
- Я, это, слыш..., - мужик явно не собирается уходить и, зацепив плохо слушающейся ногой свободный табурет, подвигает его к столу, после чего просто берет, и усаживается между Фиделем и Санти, - Вы че, вы чьи, а?
Уложив грязные кулаки перед собой, смрадный полубомж морщится, будто учуял вонь сильнее той, что исходит от него самого, после чего кивком указывает на имперку, продолжающую давить пальцами шарики.
- Это че, бля, за не... Неуважение, а? Где синька? Где всё? Че, бля? Ты, бл...
Подошедший откуда-то сбоку мужчина вдруг хватает алкаша за воротник и дергает его назад так, что тот, крякнув, грузно падает на спину, завалив следом и сиденье. Незнакомец, между тем, особо не церемонясь, сначала впечатывает его затылком в пол, а потом, рывком протянув в сторону, втыкает лицом точно в угол ниши. В голове "Черепа" что-то сочно щелкает, и он остается лежать посреди окурков и мятых пластиковых стаканов. Глянув в сторону друзей вашего недавнего гостя, ты понимаешь, что они потеряли к вам всякий интерес.
- Прошу прощения за опоздание, - худощавый, стриженый почти налысо старик лет шестидесяти отряхивает друг о друга ладони, то и дело звякая металлом кожных заклепок, поднимает упавший табурет и, откинув полы бронеплаща, усаживается за стол, - У нас с Иварой, это местная звезда, в общем, у нас очень сложные отношения. Протонный шторм спутал планы, еле вышли на расчетное время.
Он виновато улыбается, и ты замечаешь, что его бледное лицо с впалыми, водянисто-голубыми глазами, покрыто сетью почти стершихся, геометрически правильных шрамов: скулы, щеки, глазницы, лоб. Армирование черепа, возможно.
Сантьяго бросает взгляд на незнакомца:
- Вы - Лис?
Все присутствующие и так знают ответ, это просто этикет, формальность, но он кивает:
- Сейчас, да.
- Что по людям?
Старик складывает пальцы замком, и упирает основания кистей в столешницу:
- Десять, как и договаривались. За такой срок подобрать что-то адекватное очень сложно.
- Нам не нужно адекватное. Нам нужно десять человек.
Ты слышишь свой голос. Слова складываются в голове сами собой, и ты произносишь их еще до того, как успеваешь об этом подумать:
- Сэр, контроллеры установлены?
Лис сует руку за пазуху, и передает тебе небольшой, с зажигалку, радиодетонатор. Улыбается:
- Пока добирались сюда, всех угостил бургерами из "Мо-То". Так что, у вас примерно двадцать часов на все про все. Но, надеюсь, до этого не дойдет.
Ты убираешь пульт за отворот бронежилета:
- Я тоже.
Кейто отвлекается от коммуникатора и подает голос, кажется, впервые с тех пор, как вы сели за стол:
- Шлюп готов? Маяки, трекеры, триггеры-хуиггеры, все чисто?
Лис кивает:
- Да, все чисто. Первая палуба, пятый док. Люди там же.

По традиции, Сочельник сержант Джонсон провёл с семьёй. Сперва - совместное посещение рождественской службы в церкви, затем - праздничный ужин.
Мама наготовила множество блюд, главным из которых была жареная рыба с запечёным картофелем. Отец, попыхивая трубкой, в тот вечер много рассуждал о политике и, конечно же, о войне. Горячо поддерживал стремление премьер-министра Ллойда Джорджа довести борьбу с Германией до её полного разгрома, так же как и сосредоточение центра тяжести английских военных усилий из Западной Европы на Балканы, в Малую Азию и турецкие проливы. Ведь главное - преградить путь русским армиям на Балканы и перенести основную тяжесть ведения боевых действий на союзников. Это позволит обеспечить к концу войны полное господство Британии на Ближнем и Среднем Востоке. Затем следует организовать блокаду России со всех сторон. И, когда та ослабнет, - провести интервенцию сразу с нескольких направлений одновременно. Выжечь калёным железом "красную чуму", а само проблемное государство - расчленить на множество мелких независимых территорий.
К сожалению, в этот раз на праздничном ужине не смог присутствовать младший брат Кристиан. Осенью его призвали в армию по мобилизации. Сейчас он где-то в Европе, выполняет свой священный долг во славу Британии. Рассказывая об этом, отец явно испытывал гордость за сына. И, конечно же, не удержался от ворчания по поводу того, что старший сын ушёл с военной службы в полицию. Папа считал, что разниманием пьяных дебоширов и ловлей карманников должны заниматься ирландцы, у них это лучше всего получается. И ни один истинно добропорядочный англичанин не станет бить морды своим соотечественникам, когда можно бить морды кому-нибудь ещё. Да, родители искренне считали, будто Артур служит обычным "бобби" в Скотланд-Ярде. Он даже сегодня пришёл в новенькой, с иголочки, форме. Ничего не поделаешь, такова была его легенда из соображений секретности. Так что, Джонсон-младший, не смотря на всю значимость своей работы, даже ничего не мог возразить своему отцу. Не имел права.
Мама за ужином вновь начала расспрашивать Артура, не познакомился ли он с какой-нибудь девушкой из приличной семьи. Ведь пора бы уже и о семье задуматься. Отец тут же пошутил, что в кабаках и подворотнях Ист-Энда его старший сын, скорее, познакомится с проституткой, ибо приличные девушки из хороших семей, как правило, обитают в противоположной части города. Мать, конечно же, тут же сделала замечание отцу. И напомнила, что её сыновья - очень красивые молодые люди, и без труда смогут найти себе подходящих невест, если захотят. Артур не очень внятно пробормотал, что как раз сейчас работает над этим.

Баллончик с дурью да пара баллонов с горючкой за спиной – и всё кажется не таким херовым, как на самом деле. Муть в башке – радость на душе. Смешно, бля. Биотоп с присадкой. Она знает это! Надсадные шутки в голове роятся, а руки уже ищут, глаза шарят в темноте – огнемёт, родимый. Только нет его. Одни баллоны сраные. А так бы шмальнула из него, круто же? Ощутить мощь огня. Согреть душу стынущую.

И похер, что глаза у чувака кипят. Нет, не похер, конечно. Жалко пацана, наверняка нормальный братан. Надо бы помочь ему как-то, но хер его знает, что надо делать. Выдрать ему их что ли, в натуре же, кипят, это уже не шутеечка.

Надо типа дурь с себя стряхнуть. Знать бы, что тут как, кто тут где, а то уже не смешно становится. Мутновато как-то. Даже вроде как жутко, но смехом себя держит, стебётся. Хоть и тупо, но не соплю же пускать, в натуре. Баллончик в чехольчике. Здравствуй, родимый, недавно виделись. Точно недавно. Сколько оно действует? Полюбэ, упоролась на славу, но когда-то же отпустит? Надо собраться как-то, ощетиниться. Чего размякла-то, спрашивается?

Это всё как-то охеренно быстро промелькнуло.

А потом стало дичайше весело. Треск даванул на уши, заставив сжаться в комок. И жадно всматриваться, впиваясь взглядом в каждую деталь, выхваченную мерзким мигающим светом. Кто здесь? Кто с ней? Зацепиться за реальность, не соскользнуть обратно в кайфовую тьму.
Сука.
Ну и тварь.
Нет, это не трип.
Её мозг не мог породить такое.
Она НОРМАЛЬНАЯ.
Это
Это...
Этому нет названия!
Подавившись истеричным смешком, вжаться в стену.
Фу, она сейчас блеванёт. Вдох. Подтянуть ноги, отстегнуть баллоны и отвернуться, закрыть лицо от мерзкой пакости. Отползти назад, еще дальше.

Никита сидел на носу лодочки он считал что это командирское место а ещё чтобы сидеть подальше от девочек которых смущался и боялся. А на носу он чувствовал себя командиром лодочки хотя ею и не управлял. Лодочкой управляли маленькие гномики которые Никите тоже не нравились.

— Карланы, — надменно сказал он гномикам с высоты своих 175 см (на самом деле 165 но Никита ещё рос). — Карлан не человек.

И был в данном случае полностью прав.

Цветы чихали и Никите это не нравилось. А вдруг они заразные — думал Никита. Хотя подумал он в его возрасте ковид ещё не страшен но за болеть всё равно не хотелось. И вообще что он тут делает? Мог бы сидеть дома играть в видеоигры. У него ещё киберпанк не пройден секс-сцену с Джуди он так и не посмотрел. Никита тоскливо вздохнул и вышел из лодочки, как тут перед ним появился огненый голем.

— Карланы, везите меня обратно! — воскликнул Никита и кинулся в лодочку.

Финеас Боумен

Раз в три месяца вас отправляют на повышение квалификации в Департамент Информации, неформально известный как "Министерство Цензуры". Логово этого Левиафана — мрачный и грандиозный особняк на Фенских болотах. Повышать квалификацию приходится часто: из тёмных недр DI постоянно выходят новые циркуляры, руководства — и Списки. Самое страшное Списки. Их приходится учить наизусть, а старший инспектор Финнеган, похожий на кашалота в золотых очках, переспросит тебя тихим бархатным голосом десять раз: "Так как вы сказали, молодой человек, пункт 13Y/01-СS — 'Вельзевулова Правда', так?". Нет, терпеливо говоришь ты, видя, как он поглядывает хитро, 'Вельзевулова Правда' — это 516U-2/05-DC: список для публичных периодических изданий, выходящих за пределами Королевства. А 13Y/01-CS — это 'Ноктюрна Нотика' из первого раздела списка СS для литературы, относящейся к мистическим аспектам Кельтского моря. Хмыкнув, будто хрюкнув, Финнеган окидывает тебя насмешливо-уважительным взглядом, как бы говоря, "хорош щегол, не попался!" Вслух он произносит тихо: "Удовлетворительно".

"Книга", — учил вас на общей лекции похожий на говорящую трость профессор Сролл, — "Это заряженное ружье в доме у соседа. Сжечь её. Разрядить ружье. Надо обуздать человеческий разум. Почем знать, кто завтра станет мишенью для начитанного человека". "Рви страницы, кидай в огонь!" — говорил он, разойдясь. Кого-то цитировал. Вас DI держит в особенно "ежовых килтах": оперативники часто соприкасаются с тёмной стороной Информации — находят во время штурма опасные инкунабулы, перехватывают мистическую корреспонденцию, могут даже случайно оказаться в крайне нежелательной библиотеке. Не сдав скулосводяще-сложный экзамен у них — нельзя служить в "бульдогах". Брэдфорд Буллман давно и безуспешно ведёт борьбу против этих экзаменов. Его позиция состоит в том, чтобы "Сжечь их болотное гнездо, ко всем дьяволам, джентльмены! Они промывают моим парням мозги, а кто-нибудь знает, что они там читают сами?" Из Департамента Информации ему на это насмешливо замечают, что он варвар и чудовище. На последнем они любят особенно злорадно настаивать. Знают, что пока им благоволит сам Министр — Буллман может скалить зубы сколько угодно.

Итог: рядовой бульдог сносно разбирается во всякой запрещёнке. На уровне выходных данных.

Возвращаешься от воспоминаний в реальность, глядя на твёрдую и блестящую новой краской книгу в твоей руке. Тобби удивлённо уркнул на твой взгляд. В его глазах опасение и любопытство. Посмотрели друг на друга, как человек, который что-то задумал, на павиана, который стал ему сообщником. Принялись жечь страницы. В свете огня быстро пролистал красную книгу. "На букву А".

Это история любви русской крестьянки Антарктиды и Змея-Азмодея. Безымянный автор, похоже, хотел начать произведение, как сказку, но не выдержал жанр и сбился на жестокий романс, а потом и вовсе — после гибели главных героев — свернул на ровную реалистическую прозу и начал писать о железной дороге, о жизни завода... Сказать, что ты испытываешь разочарование — ничего не сказать. Захлопнул книгу. Открыл снова, хмурясь. Не может быть, чтобы они напечатали подпольно целую партию этого. Если только...

- Вырубаю. - Предупредил, одновременно, собсна, вырубая и щиток с лица поднимая. Накатывает уверенность в себе и такой, знаешь, мудрый настрой. Приятная тема.
Алеет в темноте жерло горелки, жар идет. Инструмент угробить - это не про нас.
Варежку снял, по-быстрому попытался подкурить сразу аж все три целые сигареты об раскаленный металл.
- Фапайте фуда, вакурим.
Вродь тлеет. Одну во рту оставил, две в руку.
- Закурим, говорю, разбирайте. Покумекаем. Че, брателла, мерзнешь? - Это чуваку с мачетом. - Погрей клешни, пригодятся еще. Пока не остыла. Только не трогай, а то заскворчишь.
Бронированный парень с пушкой просит шлем посмотреть. Счастливый человек, других проблем нет.
- Шлем потом, дружище. Эта детка не фонарь и не костер, долго так пользовать будем - ебанёт. Надо к свету выйти, там разберемся. Вы ж по карманам пошарили уже? Хоть бы зажигалку какую найти.
Жалко, конечно, что в горелке зажигание электрическое. Ну, типа, модно-удобно-молодежно, но лучше б, конечно, огонек для поджига просто небольшой иметь под стволом. Тогда б совсем другое дело.
Можно попробовать переделать че-нить, чтобы она так не газовала, кстати. Но в темноте хуй чего переделаешь. Свет надо найти или что горючее, и тогда уж будем дальше плясать.
- Надо двигать. - Выдал, наконец, мудрую мысль. - Пройдемся вдоль дверей, посмотрим по номерам - думаю, в уменьшающуюся сторону надо идти, тогда и выйдем. Куда только - хер знает. Кто-нибудь помнит что? Так вижу, тоже охуевате малеха. Ладно, сообразим че-нить. Главное, двери эти ебучие не открывать. Явно внутри пиздец.
Провел рукой без варежки по лицу. Попробовал вспомнить хоть что-то.
- И это, Полтос. В смысле, бронированный братишка. Тебе, по ходу, первому идти, уж не обессудь. Свет у тебя, да и побоевитей остальных выглядишь, ага.

Босс. Всем. Заправив окончательно растерявший объемы член в трусы, подтянул штаны. Беззвучно стянулись вокруг талии, мягко облепив бедра. Утепленные, черной пряжи носки на ноги натянул, поднял практически невесомый кроссовок, на правую ногу. Красный глянец боков, вязь серебристая: "ROBERTINO SPORTS" вдоль бортиков, то ли кислотно-желтые, то ли ярко-зеленые шнурки, в свете бипера не разобрать, носок из белоснежного пластика, но крепкий как железо, подошвы мягкие словно желе, но стоит прожать ногтем, как тут же быстро твердеют, буквально каменея, если давить и давить. И, кажется, вроде бы, возможно, в подошве есть выкидной штырь из бронепластика. Почему-то, вот, есть такое ощущение. Не помнишь, правда, как его "прожимать". Натянул кроссовок. Вжихнув чуть слышно, шнурки стянулись вокруг ступни, надежно зафиксировав обувь на ноге. Второй кроссовок. Снова шнурки сами собой затянулись. На багрового цвета спортивных штанах тоже надпись, вязью как на кроссовках: "RS", на штанине левой, у бедра. Сами штаны, кажется, не весят вообще ничего, но, при этом, почему-то не дают морозу вокруг кусать тебя за ноги. Толстовку встряхнул, сунул руки в рукава. Серебристо-серая, плотная, мягкая, и очень теплая, с капюшоном неотъемным. "JERICHO-CITY NEVER SLEEPS", поперек спины. Бледно-голубым - густо-фиолетовым, бедно-голубым - густо-фиолетовым. Да, надпись мигает, меняя цвет. А под ней - пальм пара, качаются на ветру, волн синева катится на золотой песок, зданий башни тянутся ввысь. Заныло что-то в затылке, кольнуло неприятно. Морф-аппликации. Ну, бывает.
Куртку нашел, поднял, попутно спутнице передав усиленные наколенниками джинсы. Куртец, на первый взгляд, простой - черная кожа, серебряная зубчатка автозастежек, полурукава модные, по локти. На второй, конечно, не совсем простой. Многослойный защитный каркас, собранный из нескольких десятков тончайших слоев армоткани, ловко вшит в подкладку, формируя, фактически, непробиваемый для осколков, мелких калибров и всяких заточек барьер, а термоизоляционное покрытие "кожи", по идее, должна держать температуру в пару тысяч по Цельцеру. Как долго, правда, не знаешь. Или не помнишь. Как только взял куртку в руки, тут же пыхнула точками крохотных гологенераторов, окутав рукава сияющими, словно сотканными из пульсирующего света голографическими кольцами. Кроваво-красные буквы, мерно вращающиеся по часовой в кроваво-красных границах кроваво-красных колец: ">CUT>YOU>OFF!>", ">ARE>YOU>NUTS?>", ">DIE!>DIE!>DIE!>", ">FUCK>YOU!>", ">SUCK>MY>DUCK>", ">EAT>SHIT>", ">HEY>FAG!>". Полыхнули цифры алым, во всю спину: "|0|5|". Накинул на плечи. Уверен почему-то, что твоя. Замурлыкала тут же, обдавая торс волнами подогретого воздуха, наполнила им рукава, окатила жаркой волной спину. Тепло. Очень даже.
Пока наклонялся и одевался, тело словно начало оживать. Потянулся за толстовкой - вздулись гофрой стальных канатов тугие перевития мускулов рук. Куртку поднял - проступили литыми плитами грудные мышцы. Мерно и мощно урчит что-то где-то в центре груди, наполняя жаркой пульсацией жилы. Кулаки хрустко сжимаются. Заерзали ритмично клепки отбойников на костяшках. Доля секунды - с шипением стравили излишки сжатого воздуха крохотные лючки, открывшиеся, как тебе кажется, прямо в основании кистей, и снова сомкнулись, став неприметными пуговками на коже.
Щупаешь кожу головы, сзади. На затылке, почти у самой шеи, небольшая, в пару ногтей, площадка холодного металла. Или керамики. Округлая, с короткими и куцыми "лапками", штук шесть их. Судя по всему, намертво утоплена в коже, и ввинчена прямо в кость черепа. Не болит, не чешется.
Кулаки. Взгляд снова цепляется за кисти рук. И они сжимаются будто сами собой. Вспышка. Миг. Нет больше комнаты. Ничего нет. Есть только ты. Кулаки. Украшенные россыпью золотых перстней пальцы, дутый браслет-плетенка в сантиметр, с золотым же крестиком-шармом. Отбойники правого кулака исцарапаны, на тыльной стороне кисти вспух длинный и глубокий, до костей, стянутый хирургическими скобами и залитый биогелем порез. Ты, рокот далекого прибоя там, где океан грызет золото пляжной полосы. Ночь. Утопающие в сполохах бесконечных голореклам башни гигамоллов, развлекательных хабов и жилых комплексов за спиной. Парковка? Стоянка? Не помнишь. Плоский будто скат-робару, снежно-белый спорткар где-то там, в тени пальм. Снег и золото, ничего лишнего - просто стрела. Какая-то гурровская новинка, таких и десятка на весь город не наберется. Смуглокожий, худощавого сложения, стриженый почти под ноль и совсем седой мужчина лет пятидесяти курит, прислонившись к его бамперу. Босиком, в цветастой, мандариново-оранжевой рубашке с короткими рукавами, и широких, серого цвета шортах, золотой цепью толщиной в твой указательный палец на груди, и неоританским крестом, в твою ладонь, поверх покрытой вязью замысловатых татуировок кожи, там же. Завидев тебя, отправляет крутящийся бычок в невероятно далекий полет, и приветственно раскидывает руки в стороны. Точки его зрачков пылают в полумраке стоянки будто угли, а те самые руки, что он так дружелюбно тебе демонстрирует, больше похожи на литые из пластика цвета слоновой кости конечности какой-нибудь статуи. Его обветренное лицо расплывается в улыбке, и мягкое сияние светящихся будто золотые фонарики зубов озаряет все и вся на пару метров вокруг. Хриплый, с едва заметной металлической ноткой голос хорошо тебе знаком. Это Диего, левая рука Папы, и твой шеф:
- Морти, сынок. Как все прошло?

Чейз

Закладываешь один вираж вокруг неё за другим, опустив морду и хвост, и помахивая им нейтрально-приветливо. Стой там, сука человека. Стой там смирно, пока я обманываю тебя. Вот так... Ты подбираешься к ней чуть боком, выражая всей позой и манерой дружелюбие. Ты опытная собака.

Лондон, 2 Пэддок Уолк, диспетчерский пункт Службы Планарной Безопасности



В просторном полутёмном ангаре, переоборудованном под нужды планарного наблюдения, рядами стоят столы. За ними сидят молодые люди и девушки в чёрно-пурпурной форме с золотыми буквами HS на шевронах. Это подающие надежды медиумы на службе Британской Короны, а буквы HS означают Homeplane Security.

На столах перед ними хрустальные шары, справочники на латыни, аптечные весы, блистеры с таблетками, наборы для инъекции и чистые листы с авторучками для бессознательного письма. Из этого неприметного здания в непримечательном районе Лондона они следят за каждым графством в Британии. Их работа — делать каждый день так, чтобы ситуация с "Лабораторией 37" не повторилась ещё один раз. Под особым наблюдением находятся кладбища, церкви, мосты, перекрёстки дорог, библиотеки, леса. В этих локациях чаще всего возникают пересечения лей-линий, из-за чего граница между нашим планам и другими мирами истончается и возникает вероятность разрыва.

Это опасно само по себе: искажаются законы физики и законы магии мира Земли. Но есть ещё одна опасность — прорывы негативных планов. Этой осенью Лондон уже пережил крупную интервенцию из демонического мира "Пейн". Борьба с её последствиями идёт до сих пор.

В центре ангара стоит огромный, как НЛО, стол из чёрного дерева, за которым сидят, взявшись а руки, самые старые и опытные сотрудники отдела Специальных Наблюдений. Один из них, дед с белой бородой, похожей на свирепый веник, и лицом Санта-Клауса, вдруг открыл глаза, выдернул руки и закричал:

— ХАРТФОРДСКАЯ ПУБЛИЧНАЯ БИБЛИОТЕКА НОМЕР 2!

Фергюсон хотел было кинуться за Толменом, но не успел. Ему сегодня явно не везло, и шотландца долбануло сразу двумя молниями. Тут он мог только порадоваться, что не нашел никакой железной трубы или еще чего-то такого - с громоотводом в руках ему бы прилетело еще больше.
Но и сейчас было не сладко - от двух разрядов сразу Дональд мог только завалиться к стене и вращать глазами, не совсем понимая, где он и почему гроза. В таком состоянии он и пытался теперь прийти в себя.

Майкл Толмен

Нужно быть осторожным здесь. Перед тобой барьер, созданный не тобой — под большим давлением и сделанный наспех. Ты пытаешься творить магию трансмутации прямо рядом с ним. Прямо с этим мефитом, который налип на него, как мотылёк на стекло. И ты используешь заклинание, которого сам ещё не знаешь... В магии возможна импровизация. Известны заклинания, которые так и родились — прямо в бою. Но это зыбкий лёд.

Прохрипел Валерию Ивановичу едва слышное "спасибо": темнота давит, мир стал странным. Он и был-то с тех пор, как служу в ГСМН, не очень обычным, но сейчас всё стало казаться нереальным даже по особым меркам нашей тайной службы. Рыболюд в ангаре — откуда он тут взялся, здесь даже нет воды? Пропавшие рабочие. Кажется, он только что кого-то сожрал. Коллеги палят в воздух и орут, что работает спецназ и чтобы все вышли из сумрака. Всё смешалось в голове, но соображать надо быстро.

И я сообразил "выстрелить" в тварь обрезком трубы. Разогнал его телекинетически и дал залп — как из гауссгана, только из самого себя. Возьми-ка это, содомит.

Убил. Убил много. Убил достаточно, чтобы неразумные дети смогли выбраться. Выпорхнуть из западни Бессмертных. И опериться. Стать большими хищными птицами.

Время пришло. Духи призывно зовут. Оседлать ветер вместе с ними. Ветер свободы. Пора.

В природе пересекающиеся строго под прямым углом ровные линии – большая редкость, потому крестовый глюк не оказывал долгое время заметное влияние на вампиров. Со временем, чем больше в поселениях людей становилось перекрестий, тем труднее было вампирам. Даже в городах и селах инков Чами приходилось носить повязку на глазах, что же говорить о европеизированной Лиме.

Столкнувшись с охотниками, Чами подбивает своего подельника Хуана отправиться в экспедицию в горы, подальше от бесконечных перекрестий, вероятно заманив его рассказами о золоте в скрытых храмах. В экспедиции участвуют около четырех десятков человек, в том числе доктор Энрике Хорхия – состоятельный врач и, как потом выяснилось, тайный протестант.

В горах экспедицию нагнал отряд солдат, сопровождающий католического священника, они должны были арестовать врача и доставить его в Лиму для разбирательства. Но Чами на скорую руку инсценировала его смерть, используя кровь и внутренности убитой лошади.

Что до светящихся глаз – это всего лишь еще один эффект инфицирования – отражательная способность сетчатки вампиров заметно растет, что является частью общей адаптации к ночному образу жизни. Интересно, что ранее в документе о подобном эффекте не упоминается. Тому могут быть два объяснения: либо развитие сетчатки Чами по каким-то причинам задержалось, либо она просто не считала нужном упоминать о такой мелочи.

Второй вариант кажется более правдоподобным, ведь светящиеся глаза Мамы она видела не раз, а люди, как правило, видли блеск вампирских глаз только перед самой смертью.

[V] 

[V]

[V]

[V]

[V]

[ ]

[ ]

[ ]

[Остался за его настоящим хозяином]

[ ]

[умер от старости]

[ ]

[ ]

[Убита в храме Лунного зверя]

[ ]

[ ]

[ ]

[ ]

[ ]

Упомянутый рыжий кот не заставил себя долго ждать. Пока шла дозаправка, взошел на борт не дожидаясь разрешения и оценивающе осмотрел свою новую команду. Пара мозгов, человек и подгнивающий булькающий карлик. С разочарованием отметил про себя отсутствие сородичей. Их вообще в этом цикле практически нет, хотя в предыдущих хоть кто-то да был.
- Здоро́во, должники! Я - Хэнк, - оскалил клыки в приветственной улыбке. - Ваш новый… хм… капитан? У вас уже есть капитан?

Крестовый глюк – причина по которой вампиры не сумели дожить до наших дней. На самом деле всего-лишь одна из целого ряда причин, но пожалуй самая главная. Как известно, клетки-рецепторы наших глаз по разному реагируют на составные части изображения, какие-то отвечают за распознавание горизонтальных линий, какие-то вертикальных. В глазах вампира первый тип клеток оказывается сцеплен со вторым и, при одновременной активации обоих видов рецепторов происходит нейроэлектрическая перегрузка в зрительной коре, что приводит к эпилептическому припадку, а в отдельных случаях и к смерти.

Для того чтобы эффект проявился необходимо, чтобы вертикальные и горизонтальные линии пересекались строго под прямым углом и получившееся при этом перекрестие занимало значительную часть зрительного поля.

Раньше, до того как был обнаружен документ, исследование которого лежит в основе нашего доклада, считалось, что вампиры вымерли примерно в начале неолита, когда люди изобрели эвклидову архитектуру и питаться стало практически невозможно.

Возвращаясь к самой истории, отметим, что начиная с эпизода де ла Веги, нам, в отдельных случаях удалось найти документальные подтверждения похождениям Чами. Учитывая, что вся история продолжается на протяжении сотен лет, и многие документы не так-то просто было найти, вероятность того что мы имеем дело с мистификацией стремится к нулю.

Так например, Чами довольно подробно описывает мошенничество приведшее к трагической кончине семейства Салианза де ла Веги, она перечисляет все подложные письма, что писала подражая почерку известных сановников, документы и способы подделки печатей. С печатями у нее возник ряд трудностей, поскольку при всех своих незаурядных талантах, вампирша должна была увидеть оригинал хотя бы раз. Мало того что печати епископов и вице-королей не показывают всем подряд, так еще не которые из них так или иначе содержали в изображении крест.

Тем не менее афера удалась: Салианз де ла Вега лишился большей части имущества, а когда попытался доискаться правды, стал фигурантом расследования инквизиции. Трагедия, однако не сломила его и, годы спустя бывший королевский чиновник вышел на след вампира.

[V] 

[V]

[V]

[V]

[V]

[ ]

[ ]

[ ]

[Остался за его настоящим хозяином]

[ ]

[ ]

[ ]

[ ]

[Убита в храме Лунного зверя]

[ ]

[ ]

[ ]

[ ]

- РаЗрУшАтЬ! кАлЕчИтЬ! НаСиЛ... бульк, ОшИбКа ДоСтУпА! - подергиваясь, Хэнк продолжал палить в сторону преследователей. И что удивительно, периодически попадал в цель.

Уклонился, паскуда! Дёрнулся в сторону и ответочкой заставил тролля здоровенный шар огня принять в самую рожу!
Шкворчит шкура, течёт жир по щекам, тлеет клановый плащ с килтом, являя в дырах самое естество долговязого воина. Но это-то ладно. А вот от ран становится всё хуже и хуже. Настолько, что даже замер на мгновение Зенгу, пытаясь в себя прийти и понять, жив он ещё или уже немножко нет?

Но нет, жив ещё, руки-ноги двигаются. От боли и жара тяжело дышать, руки, кажется, прикипели к рукояти меча и кинжала. Тролль уже не кричит ничего яростного, не ругает врага, даже не хрипит. Боится, что если заорать, может лопнуть голова, так в ней стучит.
Сдаёт враг, сдаёт, нужно ещё чуть-чуть его дожать и тогда!..

Май 1683 г.
Поветлужье
Веха 8

Супрядки в Черноярском скиту были скучные, постные, — знала Глафира, — не то что в Семидевьем, где она была ещё послушницей-белицей: там на супрядки собирались девушки из разных обителей, там обменивались новостями и сплетнями, пели светские песни (впрочем, быстро меняя на душеспасительные, как только заходила черница, — и в этом тоже была особая забава), туда и парни из соседних деревень заглядывали: тогда смех сразу удесятерялся, сыпались шутки, доходило и до поцелуев за углом, а у кого-то и до греха. В общем, весело было в Семидевьем скиту на Самотхе в керженских лесах: а здесь не то.

Глафира и выбрала-то Черноярский скит, чтобы принять там постриг, именно из-за особой строгости, святости: этот скит был вдали от людей, в верховьях Ветлуги, затерянный в лесах, и не походил на скиты, ранее виденные Глафирой, — те на первый взгляд казались просто лесными деревушками: не зная, и не поймёшь, что каждая изба — не дом, а келья. Иначе было здесь: этот скит был окружён высоким сосновым тыном с вышками, крепкие ворота сторожила мать-привратница. Внутри частокола бревенчатые кельи стояли ровно в рядок, как ульи, и всё содержалось в скучном, унылом порядке: дорожки были чисто выметены, амбары, стойла, курятник прибраны, огороды прополоты, цветники ухожены, могилы под чёрными голбцами выровнены. Все прилежно трудились, никто не смел перечить матери-игуменье Ирине, шутить над ней, как, бывало, шутили белицы над инокинями в Семидевьем, — грозным напоминанием о возможной каре служил чёрный спуск в морильню, куда мать-игуменья могла отправить исполнять страшную епитимью. Да и не было бы морильни, всё равно игуменье никто бы не перечил: она внушала трепет одним своим видом — носила плат, закрывающий всё лицо, оставляющий только щёлку для глаз, и Глафира сначала думала, что это особый обет, а вот неделю назад, когда провинилась, заговорившись с подругой, мать-игуменья (как всегда делала, отчитывая черниц) сняла перед ней плат, и Глафира впервые увидала — не лицо, а запеканку под багровой коростой, без носа, с безгубой дырой рта, с клочковатыми остатками чёрных волос на обожжённой макушке — и тут уж не столько епитимья была страшна, сколько само это лицо, и с тех пор Глафира ходила тихонько, чтобы ничего не нарушить, снова не попасть под отповедь.

Поэтому и супрядки в Черноярском были тихие, безрадостные: неотлучно присутствовала на них черница, строго следящая за благочинием, и девушки пряли уныло, постными голосами выводя песню о неизбежном конце: «терн острейшей жалости душу ми збодает». Но, однако, даже здесь находились сплетницы, готовые посудачить о новостях — тем более, что в кои-то веки в Черноярском скиту было, о чем поговорить:
— А странник тот, — склонившись к прядущей Глафире, шептала Фёклушка, — молодой, вот как мы, и на вид ничего, пригожий, — девушка опасливо хихикнула, — только бледный очень, и пахнет от него — фу, неприятно.
— Святой, должно, человек, — заметила Глафира.
— Должно, так, — согласилась Фёклушка. — Игуменья как знала, что он идёт: нас с Марьей навстречу послала. Наказала, чтоб вели сюда, даже если не захочет. Но он ничего, сразу пошёл — даже не спросил, кто мы, откуда. На дороге встретили, лесом в Вознесенское шёл.
— И чего, где он сейчас? — с интересом спросила Глафира.
— В игуменских покоях, вестимо: с матерью Ириной разговаривает, — ответила Фёкла и ткнула подругу острым локотком: — А что, поглядеть, верно, хочешь?
— Да сдался он мне, — фыркнула Глафира, опасливо скосившись на подремывавшую надзирательницу.

Дверь в прядильню скрипуче отворилась, на пороге показалась мать-ключница Марья: толстая, мясистая тётка, первая помощница матери Ирины. Перешёптывания враз смолкли, оборвалась песня; девушки потупились на пряжу. Марья обвела черниц взглядом.
— Глаша, пойдём.
— Куда? — дрогнувшим голосом спросила Глафира, испугавшись, что её ждёт новое наказание за давешний проступок.
— Пошли, кому сказано! — повысила голос Марья, дёрнув девушку за плечо. — Мать-игуменья зовёт.

Вышли из прядильни, пошли по чистой песочком присыпанной дорожке к игуменскому дому — высоким, в два яруса, палатам, куда заходить черницам запрещалось, где Глафира за три месяца в Черноярском скиту ещё ни разу не бывала.
— А что мать-игуменья? — тревожно спросила Глафира, поспевая за широко шагающей Марьей. — Я что-то натворила?
— Ничего, ничего, — успокоила её Марья, — ты ступай знай. Никакой вины за тобой нет, показать тебя только хотят.
— Кому? — слабо спросила Глафира, беспомощно оглядываясь по сторонам: Марья не ответила, но Глафира и сама поняла, кому.

Марья втолкнула Глашу в игуменские покои: молодая черница поразилась, как пышно, отлично от общей простоты и строгости скита, была обставлена горница: цветные ковры по стенам и полам, кованые сундуки у стен, шитые бисером занавеси, серебряные и золотые блюда, ларцы, братины по полкам. В середине горницы стояли мать-игуменья — со своим страшным, обожжённым лицом без плата — и странник: бледный юноша, в расползающемся по швам, с отрывающимся рукавом, пучками заячьего меха лезущем тулупчике, с босыми ногами под коркой чёрной грязи, в оборванных лохмотьях вместо портков, с проглядывающим сквозь рваньё гайтаном на груди. Выглядел странник совсем обычно, как простой деревенский парень, даже видный — высокий, широкоплечий, русоволосый, — только синюшно-бледен он был и глядел на Глафиру странно, прямым потухшим взглядом, без выражения, но с каким-то внутренним пугающим значением.

Глафира вздрогнула от этого взгляда. Она не понимала, зачем её сюда позвали, зачем выставили напоказ перед этим странником. Ей стало жутко: захотелось закричать, броситься вон, — но Марья цепко ухватила мясистыми руками девушку сзади за плечи, шепнула в ухо: «Не бойся, потом спасибо скажешь». Мать-игуменья оценивающе оглядывала на перепуганную Глафиру, а затем обернулась к страннику, искривив в подобии усмешки дыру рта в розовых шрамовых стяжках:
— Ну, давай, приступай.
— Чего приступать-то? — хрипло откликнулся странник, не сводя с Глафиры взгляда.
— Чего-чего? — насмешливо передразнила его игуменья. — Или не знаешь, чего с девками делают?
— Так ты хоть нож дай, — обернулся к ней странник. — Не зубами ж мне её грызть.

От этих слов Глафира забилась в руках Марьи, приподняла враз налившиеся неподъёмной тяжестью руки, боясь даже закрыться ими, закричала: Марья тут же перехватила её одной рукой поверх ключиц, второй плотно и душно залепила рот.
— Фу ты, какие мы нежные, — со странной игривой ласковостью ответила мать-игуменья страннику и достала из сундука богато изукрашенный нож. Глаша почувствовала, что ноги её не держат; по бёдрам горячо потекла моча; весь качающийся, плывущий мир собрался на ужасной фигуре оборванного странника, с ножом в руке подходящего к Глафире: в нос ей ударил земляной, трупный, каловый смрад. Игуменья схватила руку девушки, вытянула её, завернула рукав; Глафира рвалась, выла в шершавую ладонь Марьи, а та, крепко и жарко прижимая бьющуюся инокиню к себе, только повторяла: «Ничего, ничего, никто тебя не убьёт».
— Не бойся, Глашенька, не бойся, — вторила ей мать-игуменья, — мы сейчас только немного возьмём… давай, — обернулась она на стоящего рядом Игната, и тот коротко, без замаха всадил нож девушке в живот.
— Ты чего, дурень?! — ошеломлённо закричала на Игната игуменья, видя, как тот раз за разом всаживает нож охающей, бьющейся в руках ключницы девушке в живот, под рёбра. — Ты черницу мне зарезал!

Но Игнат не слышал: он жадно распарывал ножом чёрное одеяние на окровавленном животе инокини, потом, бросив нож, обхватил руками за бока, припал губами к ране, принялся жадно слизывать кровь с живота девушки. Марья отпустила Глафиру: та, надрывно крича от боли, повалилась на пол вместе с Игнатом, который сосал кровь из раны как младенец молоко.
— Дурак! — закричала игуменья. — Ничего не умеешь! Вот как надо! — она присела рядом, подобрала нож и, умело перехватив вопящую, бестолково дёргающуюся Глашу за остренький подбородок, принялась деловито вспарывать ей глотку. Девушка захрипела, засвистела перерезанным горлом, хлынула кровь: к ране сразу припала безгубым ртом игуменья. Увидев, как обильно льёт кровь из горла, метнулся туда и Игнат, отталкивая игуменью, стремясь сам припасть к ране. Глафира сипела, булькала кровью, дёргалась в агонии.

— Ступай, ступай! — зло подняла голову игуменья на столбом застывшую Марью. Ключница безмолвно вышла, закрыла за собой дверь. Игнат, стоя на четвереньках у живой ещё инокини, глотал толчками льющуюся из перерезанных сосудов кровь.
— Какой ты… дикий, — со странной нежностью сказала игуменья. — Дай хоть в блюдечко сцежу, — но, вместо того, чтобы доставать блюдечко, принялась стаскивать через голову чёрное монашеское одеяние, открывая тёмно-бурую, будто колбасную, сухую корку кожи с пожелтелыми пятнами, угольно-чёрными язвами.
— Э, ты чего? — стоя на четвереньках, обернулся на неё Игнат, утирая тыльной стороной ладони рот.
— Чего-чего? — зло передразнила его игуменья. — Ты нос-то не вороти, издохлец! Был бы у меня нос, я б тоже от тебя воротила! Сам тоже, чай, не красавец: вон синий какой! Хорошо хоть, на вонь твою мне всё равно: одну гарь чувствую. Ничё, — смягчившись, сказала она, — там внизу обожжено немного, ничё.
— Э, ты куда! — с ужасом выкрикнул Игнат, отползая по полу прочь от Глафиры, которая всё втягивала воздух конвульсивными сиплыми вдохами. — Ты чего! А ну слезь! А ну!…

—

— Это что у тебя, первый раз был? — спросила игуменья, прижимаясь к Игнату горячим, шершавым как древесная кора, шелушистым боком. Они лежали на кровати в игуменских покоях: труп Глафиры всё так же лежал посреди горницы у двери.
— Не, — мотнул головой Игнат. — Я до этого ещё воеводу в Ветлуге убил. По темечку кочергой тюкнул, — Игнат глупо хихикнул от переполняющей, приливами ходящей по телу горячей радости, бодрой ясности мысли, трепещущей силы в мышцах.
— А, так это ты был? — заинтересованно поднялась на локте игуменья. — Я думала, это Иннокентий его кончил.
— Ты его знаешь, что ли? — спросил Игнат.
— Кто ж его не знает… — откинулась на перину игуменья, потягиваясь: — Старец наш человек по округе известный…

Игнат смотрел на бумажно-белое тело Глафиры, с раскрытой, как у мясной туши, глоткой, с задранным до груди рваным подолом, бледными ляжками, сукровистыми ранами на плоском животе.

— Я ещё пойду, — показал он на труп и взял с тумбы нож на медном блюдце, — подкреплюсь. Где ещё можно разрезать, чтобы нацедить?
— В паху попробуй, — не поднимаясь, пусто глядя в потолок, ответила игуменья.
— Ага, — сказал Игнат, поднялся с кровати и голый пошёл к трупу, но остановился на полпути. — Ирина! Ирина!… — обернулся он на игуменью, — а как, вот что мы делаем, насчёт Бога?
— Бога нет, — безразлично, будто речь о гвоздях в лавке шла, ответила игуменья.
— Как нет?
— Вот так.
— А что есть?
— А ни черта, Игнашка, нет. Ни Бога, ни дьявола, ни чертей лысых, ничего, — игуменья не поднималась, неподвижно уставившись глазами в сукровистой запёкшейся корке на потолок. — Труп вон есть. Угощайся.
— Ага, — сказал Игнат, повернулся было к мёртвой Глафире, но снова обернулся: — Ирина! А тебе каково так, в Бога-то не веря, в скиту жить?
— А только так и надо, — лениво ответила игуменья. — Видишь, в каком достатке я тут живу? Делай, как я, тоже горя знать не будешь. Научить тебя?
— Ну, научи… — не оборачиваясь, ответил Игнат, уже присевший рядом с трупом.
— Плату потребую…

—

Через месяц, в хмурое, пепельно-серое июньское утро Игната провожали всей обителью: инокини выстроились у ворот чёрной кучкой, просили благословения. Игнат знал, что такое будет, и с готовностью играл роль: поднимал два скрещённые пальца, благословлял черниц, произносил слова, которым его научила мать Ирина. У ворот она его задержала.
— Ты ещё не расплатился, — глухо донёсся её голос из-под чёрного плата.
— Я думал, я уже достаточно отдал, — ответил Игнат.
— То было за угощение, а за учёбу плата ещё за тобой.
— Что же тебе ещё от меня нужно? — насупился Игнат.
— Не знаю, — сказала игуменья. — А что у тебя есть? Хочешь, отдай крест.
— Как же я буду без креста? — спросил Игнат. — Нет, креста я тебе не отдам. Вот это возьми, — и он протянул Ирине лестовку, подаренную Алёнкой.
— Девица сделала? — заинтересованно спросила игуменья, близоруко поднося лестовку к прорези в плате.
— Невеста была, — бесстрастно откликнулся Игнат.
— Оно и лучше, что отдашь, — заключила Ирина. — А теперь иди. А я тебя с этой штукой где хочешь разыскать сумею: вдруг понадобишься.

Общее

Альфред не был ни сумасшедшим, ни злодеем. Он был свинопасом. Не верх жизненного успеха для взрослого мужчины в Йоммельсбурге. Над ним смеялись — бывало и грубо — но ему нравилась такая жизнь. Утром он насвистывал песни. До вечера работал и тоже пел. А ночью смотрел на звёзды и думал, как было бы это славно — лететь по ночному небу, похожим на дракона чёрным облаком. В одну из таких ночей он задремал прямо в поле и ему приснилось, будто волки окружили его стадо, и свиньи, кричат и бегут, и сам он кричит, только вырывается из груди странный гремящий звук, будто катятся по мостовой грубые камни. Руки его стали тонкими и сильными, как стальные пружины, а ногти удлинились и одеревенели. И тогда Альфред понял, что он волк, и что гонит собственное стадо с другими волками. И что это лучше, чем лететь по ночному небу похожим на дракона чёрным облаком. А когда он проснулся на небе не было уже похожих на дракона чёрных облаков. Высоко в синеве висела беспощадно требовательная Луна. Альфред закричал, но из груди вырвался странный гудящий звук. Стонущий, как флейта. Животный, как жизнь. И тогда он увидел, что длинные тонкие руки его мокры от крови. И что рядом лежит Марта — соседская корова. А прежде чем закричать странным, гудящим и стонущим, как флейта звуком, Альфред увидел что рядом лежит и сам Ханс — сосед. Крича, он побежал в лес. Огоньки начали зажигаться по всей окраине Йоммельсбурга от страшного крика. А Луна висела в небе, белая, как безумие. Жестокая, как надсмотрщик.

Так он прожил неделю, то становясь человеком, то обращаясь в странное животное. Пугая оленей и думая о том, за что? Он не знал ни о чёрной магии, ни о злых волшебниках, ведь Альфред не был ни сумасшедшим, ни злодеем. Он был свинопасом.

Вы увидели его, но — "опыт — есть опыт" — никто не крикнул, не скрипнул бронёй, не засуетился. Это не первый раз, когда вы охотитесь так. "Дичь — есть дичь". На двух ногах или на четырёх. Главное не спугнуть...

На этом месте нужно отвлечься от охоты — всякому делу своё время — и вернуться к истории. Даже у свинопасов бывает друг. Особенно, если они не сумасшедшие и не злодеи. Был друг и у несчастного Альфреда. Его звали Йоу-Йоу. Йоу-Йоу был немного сумасшедшим. И немного злодеем. Поговаривали, в нём текла троллья кровь. Так в основном поговаривал сам Йоу-Йоу, когда разговаривал сам с собой или когда выпивал мёда. Дело в том, что Йоу-Йоу мог без страха позволить себе и то, и другое, не боясь молвы: он был "свободным егерем", как сам себя называл. "Свободных егерей" в королевстве обычно ловят и вешают, а иногда делают с ними что и похуже, да и вешают их не всегда за шею, но Йоу-Йоу был из удачливых. Возможно, в этом ему помогало безумие: не всякий браконьер разговаривает с корой, имеет домашнего жучка в банке и говорит на придуманном языке — человека с таким умом не так просто поймать, как кажется. Когда Альфред прибежал в лес, Йоу-Йоу сразу понял, в чём тут дело — он и сам любил оборачиваться в волчью шкуру и пугать деревенских, когда поест грибов. Беда Альфреда была понятна ему. Едва приметив друга, он завыл, заговорил с ним на своём причудливом языке, как говорил с ним, когда они болтали и шутили, гуляя в поле. Но обезумевший от горя свинопас не услышал ободряющих слов друга и в ужасе умчался в чащу. Не таков, однако, был "свободный егерь", чтобы бросить товарища. Он поклялся перед Луной, что будет за ним присматривать.

Сучок хрустнул в чаще. Зон и Эйрих, больше других настроенные на охоту, услышали первые.

Косматый, каштанобородый мужик в зелёном капюшоне и с безумно-изумрудными глазами натянул тетиву до скрипа. Его лицо оскалено, но оскал спокойный. Умиротворённый.

С другой стороны от вас худой голый мужчина оборачивается растерянно. Его рот приоткрыт, чёрные брови подняты, а клочковатая щетина, торчащие рёбра и ввалившиеся щёки выдают, что жизнь не была простой.

1. ЧТО ЭТО ЗА ИГРА?

Игра "Страдающие вампиры" — это попросту перевод на русский язык замечательной недавней игры "Thousand Year Old Vampire" за авторством Тима Хатчингса (@timhutchingsftw), с околонулевыми сознательными изменениями.

Каждый человек играет в эту игру в одиночестве, и следует за приключениями своего персонажа: могущественного вампира, который проходит путь от своего обращения в нежить, через тысячелетнюю человеческую историю, до концовки, какая бы она ни была. Это игра о том, как бессмертное существо шагает по времени, постепенно теряя крупицы себя и меняясь до неузнаваемости. Это игра о том, как упоение силой сменяется бессмертной тоской. Это игра о страдающих вампирах.

Оригинальную версию игры можно купить (за 10 долларов) вот по этой ссылке: ссылка. Там же ее можно невозбранно скачать бесплатно.

Мой перевод неполный: он, прежде всего, не включает в себя красивые картинки, оформление и многочисленные флейворные записи, которыми богато украшена оффициальная книжка. Кроме того, в оффициальной книжке приведены 135 дополнительных ВЕХ для придания игре разнообразия. Может быть, если самоизоляция продлится и мне будет не лень, я их тоже переведу и как-нибудь включу в игру. А может быть, нет. Кто знает? The deed is done.

Поддержите оригинального автора!

2. ЧТО НУЖНО ДЛЯ ИГРЫ


2.1. ВОСПОМИНАНИЯ (и ОПЫТЫ)


2.2. ДНЕВНИКИ


2.3. НАВЫКИ


2.4. РЕСУРСЫ


2.5. ПЕРСОНАЖИ


2.6. ПЕЧАТИ


3. КАК В ЭТО ТЕПЕРЬ ИГРАТЬ?


4. ДОБРЫЕ СЛОВА И РЕКОМЕНДАЦИИ


5. СОЗДАНИЕ ПЕРСОНАЖА


6. ШПАРГАЛКА

Игровой цикл

0. Создайте персонажа.
1. В начале игры вы находитесь на позиции [1] в списке ВЕХ. Саму эту ВЕХУ пока не разыгрывайте.

2. Определите следующую ВЕХУ. Совершите бросок к10-к6. Прибавьте результат к номеру текущей вашей ВЕХИ: вы перемещаетесь на ВЕХУ с тем номером. ВЕХ с номерами меньше 1 не существует: если такая вам выпадет, переместитесь на веху [1].
3. Попав на ВЕХУ, разыграйте ее:
- если попадаете впервые, разыграйте первую запись;
- при втором попадании, разыграйте вторую;
- при третьем попадании, третью;
- при четвертом и больше попадании, переместитесь на ВЕХУ под следующим номером и разыграйте ее.
4. Не забудьте в конце, выполнив все то, что написано внутри ВЕХИ, создать новый ОПЫТ и вписать его себе в карточку.
5. Вернитесь к п.2.

Игра заканчивается, если вы не можете проявить/потерять НАВЫК/РЕСУРС, когда игра от вас этого требует, или если ВЕХА прямо пишет вам, что игра окончена.

- Ну, зубы у тебя что надо,- буркнул Эйнар. Против ремесел он ничего не имел. В конце концов кто-то выковал его меч, да и самый невзрачный крестьянин мог достать топор и проявить храбрость. Угги навидался такого дерьма. Один из его подельников получил в брюхо вилами от старухи. Конечно, та следом за ним отправилась в Фолькванг, или куда там ей полагалось, но тому парню уже было без разницы. Но все это мертвец не стал объяснять, сказав лишь:
- Я не противник ремесленников или уж точно не против твоего переносного горна. Если не будешь трогать моих богов, то сработаемся.

Подумав еще, он сообщил:
- Эйнар по кличке Лопата. Потому что у меня всегда с собой лопата, трупы сами себя не закопают. Кто-то зовёт меня Угги, за то что я такой красавец, но тут лучше не перебарщивать.

Не успел жаб порадоваться тому, что есть всё таки адекватные гуманоиды рядом. Вроде этого мозга в банке.
Как тут же какой-то слизняк, притворявшийся жабой, взял и робота к себе в команду записал!
—Эй, а ну нехер тут произвол чинить! Никакой он не тиран, он Лоренсо! Или Лоренц.

- А ты психолух, что ли, чтоб мое поведение изучать? Может, знаешь, к какому психотипу я отношусь? А? Знаешь? Ну вот и не тяни хваталки к чужим товарищам! Опоздавшей жабе икру метать на суше! Пойдем, железненький, у нас тебе будет хорошо
С этими словами Мэд Дог аккуратно подцепила клювом за выступающую роботическую часть и потащила к кучке своих. Чего они, кстати, молчат? Такого робота упрут же!

- О, корабля! Всегда хотеть свою кораблю! - заявил Мэди, - правда я хотеть космический, но в целам это почти тоже самая. Но ты говоришь не едет, да? Давай разбираца.

Мэди влез на катер, с умным видом прошелся по катеру, постучал ломиком по отсеку двигателя, подергал разные рукоятки. Потом заглянул за борт слева и справа.

"Вот и пришел мой черёд. Так быстро пролетела жизнь, но сожалеть не о чем! Кроме того, что с дураком Рубезоидом полетел. "
Пальнул в марсианина Мальбек, потому что Рубезоида под рукой не было, и умер.

  Не то чтобы Стыр был против возвращения в замок и поиска какой-то мышки... Стыр был против просто потому, что ему положено было за все быть против. Хотя он и понимал: чтобы победить принцу и его компании, в замок в любом случае надо было вернуться. А уж в облике ли мышей или людей – вопрос пока что не очень принципиальный. Но рисковать шкурой ради неизвестно кого неизвестно зачем как-то не очень входило в планы разбойника. Он был готов даже помочь больше, чем вернуться в замок, собственно, выбора-то и не было, иначе можно навсегда остаться мышью. Но вот данная "мэром" "Дуббурга" задача в ранг "помочь больше" не входила.
  Когда же честная компания вышла из дома мэра, то она встретила множество местных мышей. Стыр немножко перепугался толпы и шмыгнул за широкую спину кузнеца. А потом поймал взглядом мышонка. Маленький, можно сказать, крошечный, он перебирал лапками, спотыкался и вновь перебирал. Когда же он вручил Магикусу лист клевера, где-то у него внутри что-то екнуло.
  Стыр любил детей. Они почти никогда не боялись его и его компании, в отличие от взрослых людей, охотно рассказывали обо всем, с детским восторгом слушали различные истории про добрых разбойников и злых баронов и всячески, пусть и не умело, подпевали старым песням, распеваемым у костров. Конечно, наверняка они точно так же собирались и у королевских биваков, но на это было наплевать. Дети всегда были честнее и дружелюбнее. Поэтому Стыр всегда заботился о встречаемых в странствиях детишках и никогда их не трогал и пальцем.
  Вот и сейчас он потопал ногой, отчетливо скрипнул зубами и уже как-то более увереннее пошел за остальными. Точно так же он и выбрался первым, оценил обстановку и сказал:
  – Магикус, ударь-ка по дальней крысе. Я до него не успею добраться до выстрела. Остальные – по ситуации.
  Плащ Стыра издал "шурх!", символизируя то, что он уже побежал по направлению к ближайшему, как ему казалось, противнику.

И правда, одно из варварских среднеазиатских наречий. Джен включила внешние динамики:
- Ооба, биз юмютсюздюк туннелине барууну каалайбыз. Бирок, биринчиден, биз колбаштын таажысын алышыбыз керек. Анын айтымында, ал тибиянын жинди илимпозу.

И напарнику пояснила по внутренней связи:
- Они говорят, что если мы идём в Туннели Отчаяния, то не станут нам препятствовать. Похоже, до нас уже кто-то пытался выполнить этот квест. Я сказала, что нам нужен Командный Венец Безумного Мудреца.

- Сам на меня отвлекся! Ладно, только дай хлам броню починить. На блюдцах такого полно должно быть. Достану для тебя мегаштуку.
А сам по внутренней связи Рубезоиду, звук только на динамики не передавая, как роботы это умеют: "Прием, Рубезоид, это НАСЛЕДНИК. Ты говорил, в блюдце только генератор анти-материи отрубился. А нейтринный расщепитель работает? Нашел полностью рабочее блюдце без расщепителя, прием"

Ну, ломиком эту дверь явно не вскрыть - слишком высокотехнологичная, нет даже зазора, через который можно поддеть. Зато вот последний из Галаксионов кое-как протиснулся сбоку от ноги турели, скрылся внутри тарелки.

Боятся. Правильно боятся.
Тактическим клубком кувыркнулся поближе к своим. И лучом полоснул того, что к нему лез.

Но в этот момент выстрел с той стороны зеркала вышибает Могусу номер 1 мозг. Баммм! - и на стенке зала некрасивое пятно, а осколок, из которого стреляли, падает на пол. Удивительно, но не разбивается. Тем не менее с той стороны уже нет злого зеркального Могуса.

Сан-Джей тщательно игнорировал любые попытки Чакки что-то там вымолить, даже прикрыл дверь в комнатку, чтобы не мешал думать. Комнатка напоминала ему какую-то рубку управления звездолета, тоже всякие панели, крутилки-вертелки... Но управления чего? И куда ведут эти воронки? Туда что-нибудь засыпают? А зачем? И куда они ведут? Что-то явно важное происходило здесь.

Примат почувствовал, как у него начинает пухнуть голова и с яростным визгом распахнул дверь наружу, после чего принялся колотить по ней, привлекая внимание товарищей. Когда убедился, что на него смотрят, то ткнул пальцем в Джеппу, как самого мозговитого (как ни стыдно это было признавать) и указал на дверь, из которой сам только что появился. Дескать, иди разберись, что за крутилки-вертелки.

~~~~3/-\|_|_|T0π/-\u' }|{Yk/-\!~~~~~~

~~~~#et ¢mbl¢^@, °# ©,^,0×~~~~~

Донио выпустил расстрелянного Грикхтча и прислушался к звуку удара об пол, не забывая скользить дальше вниз.

Скаф перевел прицел на следующего примитива. Информация передавалась прямо в мозг, цели красиво подсвечивались, указывалась дистанция и все такое. Но этими данными сейчас управлял непосредственно Вундерваффел, оставляя паразита с беспомощным интересом наблюдать за кровавой расправой.
- УБЕЙТЕ СЕБЯ САМИ, ЭКОНОМЬТЕ ЧУЖОЕ ВРЕМЯ, - увещевал Вундерваффел примитивов. Те не слушались. Но все равно в итоге превращались в эффектные облачка кровавых ошметков.

Ночь сменилась утром. Лучи света заглянули в каюту, разбудив придремавшего капитана. Толком поспать не удалось, да и не хотелось - привычка откладывать полноценный отдых на потом была выработана годами странствий, а морозный северный воздух бодрил как никогда!
Разбив ледяную корку на ведре с водой, что стояло на палубе, Джон стряхнул с себя блестящие в солнечных лучах капли, словно пёс. Улыбнулся, глядя на волны глубокого зелёного цвета с белоснежными шапками бурунов. Бросил взгляд на берег и наткнулся на стену из света, что никуда не делась. Говорят, что в Исландии есть горы и вулканы, действующие. Что из-под земли бьют горячие источники, и до сих пор живут тролли. Возможно стена - их проделка, кто знает.

Джон продолжил своё утро тем, что решил плотно подкрепиться. Два свежих ящика с припасами имперского качества - у них, как известно, всё самое лучшее предназначалось для военных и учёных, - плюс целая партия ароматного кофе! По такому случаю керосиновая плитка была извлечена с камбуза на палубу, прямо перед рубкой. Желтоватый огонёк чадил и трепетал от порывов ветра, но чугунная сковородка раскалилась быстро, как и положено. Вместо яиц был яичный порошок, разведённый на сухом молоке - не чета свежим продуктам, но всё равно роскошно! Кусочки солёного бекона румянились и шкворчали, пока Джон взбалтывал омлет, добавив в него чуточку кумина, чёрного перца и крупной морской соли. Всё вокруг было морское, даже соль!
На соседней конфорке разогревалась банка фасоли в томатном соусе, нераскрытая, но с пробитой дырочкой - таким образом можно было не рисковать пасть жертвой взорвавшейся банки и сохранить все соки внутри.
Бобы поспели быстро и им на смену пришла медная джезва, с закопчённым дном, но таинственно поблескивающая металлом внтури. Кофе, который пили только лучшие умы Империи, он перемолол в каменной ступке, хранившейся на камбузе, мелко-мелко, практически до состояния пыли, пока не начал доноситься оглушительный аромат шоколада, орехов и ванили. Всё это из маленького чёрного зёрнышка!
В кофейную массу он, как любил всегда, добавил немного корицы и кардамона, после чего всыпал в раскалившуюся турку и дал ей нагреться пару минут, прежде чем залить ледяной водой. Этому рецепту его научил один оттоман, которого непонятно какими судьбами занесло в Эдинбург. Бедняга отчаялся попасть домой и занимался тем, что варил кофе, рассказывал истории и гадал на таро, потихоньку спиваясь, но кофе у него был отменный.
Как только показалась первая пенка, джезва была тут же снята с огня и ароматный кофе налит в алюминивую кружку.
- Приятного аппетита, приятель! - улыбнулся Джон своему псу, салютуя кружкой и делая первый обжигающий глоток крепкого чёрного кофе.
Что бы ни приготовил день, утро было просто прекрасным.

Дела утренние у Сороки шли умеренно успешно. У него не было таких проблем с пуговицами как у Дубины, ему не приходилось трепетно протирать каждое утро стекла очков, как Пухлому. Его дьявол крылся в том, что он должен был постоянно следить за чужими лицами - а это мешало делать дела быстро. Чаще всего он смотрел на Злюку, реже всего - на Дубину.

Последнее сейчас сыграло свою роль - он пропустил вопрос Дубины и догадался о существовании этого вопроса лишь по реакции Пухлого, который сегодня похоже вконец "оскарлатинился". Именно это Пухлый произносил едва не через слово - если верить его губам. Пухлый употреблял это выражение нечасто - но Сорока был именно тем человеком, который удостаивался лицезреть сие куда больше чем несколько раз. Ухмыльнувшись, Сорока промычал нечто, похожее на "скарлатина" - "а-а-а-и-а" - и ткнул себя пальцем в грудь, давая понять соседу, о ком идет речь. Затем показал пальцами "очки", приложив сложенные из них кольца к глазам. Затем на разоренную "шхеру". А потом еще раз повторил "а-а-и-а", указав на себя. Язык жестов для Дубины был куда сложнее пуговиц, так что все приходилось объяснять примитивно, как дикарю из каменного века. Поймет или нет - кто знает. Сорока хотя бы попытался.

И - да - это был еще один способ оттянуть неизбежное. Идеальное застилание. Для Сороки это всегда было пыткой. Он не мог широким взмахом картинно расправить простыню, затем, встряхнув пару раз одеяло, разложить его в пододеяльник и, наконец, парой крепких тычков взбить подушку. У него все это превращалось в нечто среднее между занятием скульптурой и намазыванием бутерброда. Нужно было распределять комок из простыни по матрасу , расправляя ее и разглаживая складки, причем неосторожное движение смещало простыню и портило работу. После, пробравшись в пододеяльник и рассовав уголки одеяла на свои места, повторить эту процедуру - что было куда сложнее чем с простыней из за того, что одеяло могло подкасаться или перекрутиться в самом отдаленном от "дырки" месте. С подушкой все было просто - положил и разгладил - но после мук с пододеяльником на подушку Сорока смотрел как на шакала Табаки - верного прихвостня злого Шер-хана.

Но! Если Злюка свалит - можно вообще не мучиться с простыней (она замечательно может храниться в своем правильном (то есть скомканном) виде в тумбочке - ведь из-под одеяла ее не видно), а также провести куда меньше времени за остальными элементами "обязательной программы"...

Беря контроль над ситуацией в свои руки (и себя тоже беря в руки), Макриди начинает командовать. Он тут капитан, так что все слушаются его!
Для начала он забирает у Томаса винтовку и отдаёт Уильяму:
- Поздно, уже не выловишь! Не жди здесь, беги на маяк, я прикрою! - сочувственно смотрит вслед парню, которому придётся сидеть в одиночестве в своей каменной башне ожидая новостей.

Томасу отдал револьвер, на всякий случай, и попросил молодого учителя не пристрелить самого Джона ненароком.
Детей разместили в кают-компании. Было правильно не оставлять их в тесной каюте, четверых, пусть даже здесь им придётся спать на диване или полу.
- Дети, познакомьтесь, это Леонард, - большой пёс должен был вызвать энтузиазм детишек и отвлечь их от только что миновавшей смерти. С Чарльзом пса познакомили первым. Ему же досталась капитанская кепка, запасная, висевшая на гвозде.
- Лео, охраняй их! - даёт приказ умному псу. Тот моргнул, словно всё понял, разве что говорить не может. Шумно дыша вылизывает лица детишек, рождая смешки.
Самой взрослой девочке капитан даёт поручение:
- Закрой дверь изнутри, вот так, на шпингалет. После условного стука я или Томас назовём себя - тогда можно открыть дверь. Если же снаружи шум, но никто не отозвался - вы сидите здесь тихо-тихо, как мышки. Понятно? Молодцы!

Поставив Томаса на палубе в качестве наблюдающего, Макриди вытащил из трюма сети, Надёжные клетки и куски брезента.
- Я попробую выловить труп этой тварюги, чтобы мы смогли чётко показать угрозу острову. Люди по натуре своей никогда не поверят во всякую чертовщину, только если их не ткнуть в неё носом.
Тело рыболюда планировалось достать из воды, подцепить багром, замотать в брезент и запереть в клетке на прочные замки. И не приближаться к ним до самого города. Перчатки, маску, штаны и плащ пришлось выбросить в море из-за боязни заразиться - не стоило искушать судьбу больше, чем она это позволяет.

- Уходим отсюда. Надеюсь, море пошлёт нам спокойный маршрут.

"Готов!" - смело сказал Бенсон, и тут же над его головой сгустились тучи, как бы это странно не выглядело в подземелье. Что-то глухо пророкотало под низким потолком, но молния, к счастью, не сверкнула.

То ли мощи не хватило, то ли гнев был не слишком силен. То ли эти тучи вообще были обыденным явлением погоды в данной напичканной магией местности.

А то, что местность была действительно наполнена магией - не подлежало сомнению. По крайней мере, полуогры, не чуждые этому искусству, ощущали нежное покалывание в коже - даже Рок, несмотря на каменное покрытие. А самый внимательный и аналитический ум распознал бы источник силы в одной из комнат, где клубился мини-бассейн чистой энергии. Рок в своих путешествиях по коридорам проходил мимо этого помещения, но разумно не стал в него заходить.

Тем временем, эльфийка почти совсем освоилась с компанией, по крайней мере, культурные речи Скалы ей явно пришлись по нраву.

- Куда вы собрались выдвигаться, господа? - поинтересовалась она. - К Госпоже? АХ! - её глаза вспыхнули пониманием. - Вы же несли ей завтрак!

Она с сомнением посмотрела на поднос со всем его невероятно сочетающимся содержимым.

- Вы уверены, что хотите отнести ей это? Если уверены, то я проведу... то есть, пропущу вас.

Определенно, она не очень хотела присутствовать при этой трапезе.

Джон Эдвард Макриди

Лицензия стоит 10000 юаней. Которые придётся заплатить, если ты пройдёшь все необходимые проверки. И когда заплатишь все необходимые взятки! Реальная цена вопроса может оказаться в полтора-два раза выше.

Все что требует инструкция в данном случае - не тревожить пациента и вызвать квалифицированную помощь. Вызов помощи сейчас невозможен. Инструкция упрощается, но и становиться бессмысленной. Чисто эвристически это может привести к смерти. С другой стороны ремонтники говорили, что если не знаешь процедуру ремонта реактора, то лучше в него не лезть. Не думаю, что у людей что-то по другому.

Секундная пауза, пока когнитивная матрица борется с эмоциональной, выдающей разные паттерны страха и желания помочь. Наконец, решение принято. Нежно придержав голову и плечи человека, я отстегиваю его от ремней и кладу на спину, прямо на пол, голову в бок. На этом протокол первой помощи обрывается. Возможно, я что-то не помню в результате аварии, а может быть меня сделали не для этого.

Обращаюсь к спутнику
- Человек поврежден. Умеешь его ремонтировать?

Виктор и понять ничего не успел. Каким то хитрым приемом противник его закрутил, и ударил. Тоже - непонятно как и чем, но крепко. Так крепко, что Холод полетел птицею белой, и даже показалось, разглядел где-то далеко далеко собственные пятки.

Упал. Вокруг - янтарная пустыня, безграничная и бесконечная. И небо такой густой синевы, какая только на детских рисунках бывает. Перед Холодом - камень. А на камне сидит ифрит, черный и безголовый.
Глянул на послушника мутным астральным глазом.
- Витя, - изрек голосом астральным, хрипатым. - Хули ты тут делаешь?
Испугался Витя. И снова полетел, обратно.

Вдохнул, глаза распахнул - а над ним Бессмольный Антон пассы какие-то руками делает и бормочет. Аптечка рядом лежит раскрытая. Тут то и вспомнил - про пробитую карму, гнутые чакры и прочие симулякры. Сходил, что называется, на тренировочку.
- Антон, - проговорил, руку молча астральному тирану пожал. И все было в этом лаконичном Антоне – и благодарность, и пережитый страх, и обещание проставиться, само собой.
И отошел к стеночке, подальше от этих страшных людей, что голыми руками душу из тела вышибают. Рядом Женя сигарету, как обычно, жует, зажигалкой вхолостую щелкает. Витя пошарил в кармане ветровки, протянул коллеге отцовскую Зиппо. Натуральная штатовская, между прочим, раритет, не какое-то говно китайское. И вот надо же - в теле бодрость неестественная, а руки дрожат, так и прыгает зажигалка в ладони.
- У вас товар, у нас купец, - сказал ей невозмутимо, и то же самое время печально. - Дай, что ли, тоже закурить?

Холод услышал, как Улаев продублировал приказ, хмыкнул. Заело его, что ли? Хотя скорее привык, что неофиты на первом выезде замирают в ступоре, с полными штанами говна. Ну и есть с чего перебздеть, чего уж тут. Особенно если самая крутая заваруха, в которой тебе довелось участвовать, это массовая драка с прибывшим в часть пополнением с Кавказа.
А тут - стрельба, и трупы, и Бессмольный. Казался такой спокойный дядечка, так и видишь его в очереди на кассе в Монетке какой нибудь. А вон он - орет, рожа перекошенная, глаза навыкате. И чего орет - непонятно, да только тварь потусторонную от этого так и крючит.
Последнее Витю особенно сильно впечатлило. Самая могучая магия, с которой он до этого сталкивался - щелчок автоматного затвора. Настоящее чудо, превращающее мусора в господина полицейского, пьяного дебошира в ласкового покладистого котенка, а буйного знатока своих прав - в готового к сотрудничеству гражданина. Хотя, конечно, на последних работало, как ни странно, хуже всего. Виктор называл таких бумажными берсерками. Но в любом случае, за время службы в органах он ни разу не выстрелил на выезде из ксюхи штатной, зато затвором нащелкался от души. Даже ходил с пустым примкнутым магазином, чтоб с патроном не возиться потом.

Бегут мысли беспокойные, непоседливые в голове неофита Холода, бежит он сам, придерживая голову болтающегося на плечах пацана, чтоб о перила или стены не колотилась. Проплывает мимо труп какого-то мужика в спецовке. А рядом - Седов. Лежит, руки раскинув, как Иисус. И лужа крови из пробитой головы аккуратным кружком, будто нимб.
Вот тут Холоду стало по настоящему неуютно.

О, отлично. Даже искать их не пришлось - вот оно, "руководство" местное.
Проверил внимательно ауры собеседников, а то мало ли. Заговорил, понизив голос и взяв бородатого собеседника под татуированный локоток:
- Капитан Виталий Хаев*. Представьтесь. Хорошо. В здании находится опасный экстремист, связанный с запрещенной в РФ террористической организацией. - Пошевелил бровями многозначительно. - Планируется теракт. От вас мне нужно максимальное содействие, тогда все будет нормально. Необходимо срочно организовать эвакуацию людей из здания - например, по учебной пожарной тревоге. Клиент наш может быть вооружен и опасен, и такая толпа - сам понимаешь. Нужно сделать все гладко и без паники.
В глаза за стеклами модных очков заглядывает:
- На кону люди. Но если все как надо сделаем - все живы-здоровы останутся. А тебя и клуб еще и по телеку покажут, героем станешь.

Макнеферра

Кар-Мракс ворощит бороду: склонился над учебниками-папирусами, глаза красны — давно не спал. Готовится к экзамену. Из парка культуры доносится ритмичное "ААААА!!!!!" и "ОООАААООООО!!!" — работает аттракцион "Катапульта". В храме Анубиса тлеют благовония. На дне Нила затаился (затаилась?) Петрушка. Возможно, только в вашем воображении.

Всё было хорошо и народ Египта уже было поверил, что всё будет хорошо всегда.

Первым проснулся Срака. Где-то в Сахаре лежит груда камней и черепов — его могила, его "обратный зиккурат по-Синайски" в бюджетном варианте. Чёрная рука выстреливает оттуда с грохотом, разбрасывая каменную крошку. Она мечется по поверхности, как безумное щупальце из подземного мира. Изнутри захоронения раздался унылый, разочарованный вой. Он не похож на человеческий голос. Он как будто доносится из... из... ИЗ МЁРТВОГО ОСНОВАТЕЛЯ ДИНАСТИИ!!!

Ход 9, фаза Совета.

Тлеющие Муаат прислали на совет полноценную голограмму Синдера Фоя, который закатил целую речь. Коротко его выступление можно было разбить на три вопроса:

1. Предложение Ментакам стать вассалом Тлеющих.
Для заключения мира, ограничения вражды и процветания Тлеющие (далее сюзерен) предлагают следующие права и обязанности Ментакам (далее вассал), на которые вассал должен согласиться в течение текущей фазы:

Получатели: Синдер Фой, Рука Эрвана.



2. Билль о выживании.
В связи с бушующими войнами и для сохранения богатства наций и видов разумных во вселенной Тлеющие Муаат предлагают:
-Ограничить военные действия сектором Мекатол Рекс, кольцом секторов вокруг него и секторами-порталами.
-Закрепить владение прочими секторами за их текущими владельцами.
-Нарушителю договора же будет объявлена война всеми прочими нациями.
-В случае несогласия с текущим разделом секторов, представитель расы/вида может подать и обосновать претензию на конкретные сектора (см ниже).


3. Нота протеста Наалу (претензия на сектора).
Учитывая ведение военных действий Тлеющие-Ментаки со второго хода и до текущего момента, а так же обещание невмешательства со стороны Наалу, Тлеющие Муаат, как победители, захватившие столицу противника, высказывают претензию на все сектора Ментаков, а именно на Вадрилу, Арнор-Лор, Мекатор Рекс и Вефут 2.
В рамках билля о выживании Тлеющие Муаат готовы считать Вефут 2 и Мекатол Рекс нейтральной зоной, которую может захватить любой, если билль будет принят всеми иными расами.

  Жизнь фараона начинается со смерти его предшественника – такова была суровая правда Египта. Десять ли тебе лет или больше никого не интересовало, бери и правь! Разве что позволяли в первые десять лет делать это не слишком усиленно. Продолжай учиться, посещай церемонии, только не мешай визирям, советникам и прочим эпистратегам играться в политику, пока у них есть возможность не оглядываться через плечо.
  В первые пять лет Макнеферра не торопился принимать бразды правления. Пусть он выглядел на все 20, всё таки он понимал, что ему многому следует научиться. Начал он с того, что отправился путешествовать по землям египтовским, посмотреть из паланкина, чем люди живут, возложить дары к пирамидам предков, увидеть море и всякие чудеса, коими полнится его царство.

  Чудес оказалось негусто. Первое, что разозлило молодого фараона – люди жили впроголодь! Жуки жрали посевы и то, что раньше было плодородными землями вскоре станет продолжением безжалостной и ненасытной пустыни. Пусть они и были когда-то Детьми Пустыни, сейчас людей было много и еды, откровенно говоря, не хватало.
  Это порождало новую проблему – спекулянты, воры и карманники были повсюду. Новые бандитские ОПГ поднимали головы, которые некому было отрубить. Пока что это были робкие сборища, но было понятно, чем они станут вскоре, записи о Воровских Королях прочитал Макнеферра на пирамиде Хамона и это его разозлило.
  Еды мало, денег у государства тоже немного, какой-то босяк без стыда и совести вообще украл всю казну несколько лет назад! Египт походил на катапульту, у которой шатаются колёса, механизм был не смазан, а приводящие ремни пересохли и вот-вот порвутся.
  - Костность и невежество в умах царят! – говорил фараон своим приближённым. Да вот только и их он видеть и терпеть не мог.

  Вторые пять лет своего взросления фараон думал. Много думал, много писал, приказав свезти в александрийский дворец всё то, что не пожрал огонь в когда-то существовавшей Немецкой слободе. Целая армия писарей была направлена к пирамидам Хамона, Шиш-Кебаба и прочим, чтобы переписать их деяния и составить во что-то более систематизированное. Он изучал иностранные языки, доклады шпионов и историю собственного народа.
  - Нужна система, - говорил фараон. – Нужно сменить формацию!..

***
  Первый год двадцатилетия начался с доброй вести: примирение сетославных и ратоборцев. Насколько сильной была вражда и насколько непримиримыми казались стороны, а всё-таки благословение Бастет смогло помочь людям Египта осознать, что незачем грызться друг с другом, все под Небом ходим. Кто бы там ни сидел.
Настигла эта весть фараона в городе Бубасте, что был посвящён кошачьей богине и был столицей 17 нома. В честь этого пришла фараону гениальная идея – объявить всенародный праздник под названием Дня Согласия и Примирения! И, заодно, воздать хвалу Бастет.
  Немедленно был проведён ритуал «Дар Солнцу», который когда-то был известен как «Дар Огню» - таким образом фараон отдал дань уважения традициям и обеим конфессиям. Впредь он решил, что лучше называть этот ритуал «Дар Богам», чтобы не допускать лишних брожений в умах.

  В посвящении праздника именно Бастет был и меркантильный момент, о котором никто не знал, кроме близкого друга фараона – младшего сына обнищавшего номарха, Александра, которого подобрал повелитель на улицах Бубаста продающим жареную треску с лотка.
  - Молю, Бастет, Тебя, о Великая, чтобы ниспослала нам благословение своё! Спаси нас от напасти в виде Скарабев Сета! Народ египтский стонет под их нашествием, посевы погибли, слоны – съедены! Не может народ жить на одной рыбе! Взываю к тебе, покровительнице плодородного! Смилуйся и сжалься над нами! – стоял на коленях в одиночестве посреди храма Макнеферра и бился лбом о каменный пол.
  - Повелитель, - обратился вдруг Александр, обладавший бойким умом и выдававший такие же экспериментальные планы, как и сам фараон.
  - А может попросим Бастет, чтоб кошки теперь не токмо крыс да мышей ловить могли, а ещё и всякое зловредно-магическое? Ну как сейчас шкарабеи исчезнут, а потом какая-нить друга напасть нападёт, вроде града из лягух или волшебной саранчи? Тут наши кошки-то их – цап-царап!
  Почесал бороду Макнеферра. Подумал, потом цыкнул грозно на своего денщика, чтобы тот не забывался. А потом сказал, обращаясь к Бастет:
  - Ну, или как он сказал, спасибо, о Великая.

***
  Сидя у себя в кабинете, во дворце, крутил фараон в руке рубиновую морскую звезду. Дешёвая безделушка. Но то, какой в ней был заключён смысл, полностью всё меняло. Ему говорили, что критяне – дикари и убийцы. Однако, пообщавшись по переписке с Архимедом IX пришёл к выводу фараон, что не так уж они отличались от египтян и что время настало.

  - Промедление – смерти подобно! – заявил он и заперся в своём дворце на целый год. Никто не знал, что происходило внутри, только писари мотались туда-сюда.
  Спустя год, из-под завалов пустых амфор греческих вин, женских тог и исписанного пергамента вылез заросших и бородатый полубог. Он, даже помятый и с перегаром, всё равно был настолько красив, что публика была в восторге. С гордостью, Макнеферра сначала достал толстенную пачку папируса, а потом Александр притащил гранитную таблицу с чем-то на ней выгравированным.

  - Сие есть, – громогласно начал фараон, указывая на табличку и бумаги, - моё творение и наше спасение! Манихейст об учреждении правительства! А если по-египтски – Послание о Девяти Домах!
  Изумлённым дворцовым служащим предстала новая схема распределения власти. С одной стороны, она была простой, чтобы даже самый тупоголовый евнух смог понять, кто чем занимается и кто кому подчиняется. С другой стороны, для человека понимающего было ясно – грядут перемены. И тот, кто в эти перемены не впишется – «сорвётся с высокого храма», как говорил божественный Шиш-Кебаб.

***
  Каждый глава нового Дома выбирался фараоном лично. Он это называл «беседованием», когда к нему приходили кандидаты и рассказывали, почему именно им стоило поручить руководство ветвью власти новой системы.
  Больше всего Макнеферра не любил лести и лжи, а потому, стоило ему только почувствовать их, как тут же специально обученные люди цепляли под ребро кандидату крюк и волокли через длинный коридор, где ожидали приёма прочие желающие. Желающие могли уйти без лишних к ним вопросов, если решали, что не справятся с «беседованием», но самые умные и амбициозные оставались. Фараон говорил так:
  - Нельзя доверить государство человеку, который не умеет по делу высказаться, авторитета боится и лишь собственное благополучие во главу угла возводит. Таковых на крюк вешать у ворот и кнутом пороть, чтобы остальным неповадно было.

  Новоизбранных глав Домов фараон принял в новом, специально для этих целей отстроенном Зале Верховного Совета. Зал был небольшим, потому что работа в его стенах не предназначалась для широкой публики. Один вход, один выход и прекрасный вид на девять вновь отстроенных мастаб.
  - Все вы оказались в этом зале потому, что так захотел я. Свой выбор я сделал по разным причинам. В ком-то мне нравятся амбиции, в ком-то – исполнительность, кто-то имеет богатый опыт. Это место, этот Верховный совет, равно как и ваши Дома – то, что нужно было создать уже очень давно. Наши враги развиваются, становятся сильнее и крепче с каждым днём. Наши границы в любой момент могут оказаться попраны. Мы же, сами, страдаем от того, что наш народ – глуп, невежественнен и воспитан не теми идеалами. Вор и убийца – его герои! Обманщик и лжец – вот кого он почитает! Мы должны заставить работать эту огромную машину, под названием Египт. И вы мне в этом поможете.
  - Посмотрите туда, почтенные, - фараон встал со своего кресла, которое отличалось от кресел прочих лишь знаками богов на спинке. Полубог подошёл к окну и дождался, пока все подойдут к нему и указал на мастабы.
  - Это – то, о чём вы никогда не должны забывать. Каждого из вас ждёт его собственное пристанище после смерти, пристанище, равное царским, былых времён. От вас зависит ровно одно – когда и при каких обстоятельствах вы будете там похоронены. Будут ли это почести, с которыми ушёл наставник моего отца, номарх Харахти? Или же будет это до срока и крайне кроваво? Помните о смерти, как, я слышал, любят говорить на другой стороне моря.

  Фараон вновь сел во главе стола, что представлял из себя монолитную глыбу мрамора с выгравированной на ней картой его царства вместе с исконно-египтским Синаем с краешку и посмотрел на своих советников.

  Эпистратег Убэйд был молодым офицером, лояльным и лично преданным фараону. Его Дом Войны должен был руководить тем, что было ему и так хорош известно: армией и флотом. Его ветвь власти была одной из тех, которые были в Египте всегда, разве что никогда не было официально зафиксировано ещё и его главенство над охраной границ.
  Ему фараон сказал следующее:
  - На границе с Ханааном неспокойно. Размести там Конструкта Ра и тщательно следи за фронтом. Мир — хорошо, однако при том дремать не надлежит, чтоб не связали рук, да и солдаты чтоб не сделались бабами!

  Джати, то есть главный визирь, Сафу был противоположностью эпистратега – пожилой и высушенный годами мужчина, который, однако, обладал живыми и яркими глазами. Этот человек начинал служить простым писарем ещё отцу государя, фараону Солхотепу и теперь настал звёздный час его амбиций. Дом Права объединял в себе профессиональных юристов, которые привносили иллюзию законности в жизнь Египта, вместе с тем законодательством, что оставил после себя Солхотеп. На посту джати, Сафу должен был совмещать роль Верховного судьи и вершить правосудие от лица фараона. Помимо этого, именно в его Дом должны были передаваться прошения от назначаемых номархов, равно как и прошения от простых людей.

  С магами фараон обошёлся мягче, чем с прочими кандидатами. Им было позволено выбрать из своих рядов самого умного, самого могущественного и самого почитаемого среди них мага, который был назван Архимагом. Это был полукровка, объегиптченный немец по имени Брюс. Ему предполагалось руководить Домом Тайн, то есть всеми теми проектами, что были раньше, включая Национальную Стратегическую Кузню «Сириус». Предприятие было слишком перспективным, чтобы его закрывать. Разве что магам и лично Брюсу было сказано – «Доспехов ваших девайте куда хотите, но чтобы они просто так народ не кромсали! Законсервировать и убрать на холодное хранение!»

  Про трёх остальных фараон знал немного, это были незнакомые ему люди, на которых он возлагал большие надежды. Главным по камням, или главкамом стал Церетель, архитектор низкого происхождения, но известный своими циклопическими проектами. Такие Египту были нужны! Главврачом стала ослепительно красивая женщина, волоокая, но строгая Агриппа. Предполагалось, что именно с ней, в рабочем тандеме, будет работать представитель нового дворянства, зампотыл Апраксет. Сельское хозяйство, рыболовецкий флот, а также самое главное – правильное хранение еды, предполагали плотную работу с врачами Египта.

  - Вы спросите меня, почему один Дом назван Золотым, а другой Серебряным? Всё очень просто. Золото – это богатство и процветание Египта. Если мы не возьмём под контроль наши солы, если не будем знать, как накапливается и куда расходуется наше богатство – нас ждёт крах. Именно поэтому казначей Кар-Мракс должен будет не только взять за холку Всеегипетскую Налоговую Службу, но и наш торговый флот.
  - Серебряный же Дом – это наша культура. То, чем дышит простой египтянин, о чём он молится по ночам нашим великим богам и к чему стремится при свете благословенного солнца. Вместе с тем, Серебряный Дом будет фиксировать всё, что происходит в нашем царстве и то, чем занимаются другие Дома. Система – это благо! И эту систему будет поддерживать Главный писарь Александр-Думас.

***
  С меджаем Аменом фараон беседовал отдельно, с глаза на глаз. Это был не просто человек – он происходил из социального класса потомственных шпионов, что появились много десятилетий назад, ещё во времена благословенного Шиш-Кебаба.
  - Тебе, Амен, я поручаю вести два Дома. Первый, Дом Порядка, у всех на виду. Ты будешь руководить моей стражей, которая будет защищать простых египтян от убийц и обманщиков. Жалование эта стража будет получать из казны. Мы вычистим наше царство от всякой погани и выбьем воровскую романтику из жизни Египта, чтобы подготовить наших детей к более великой цели! А если стражники начнут воровать, грабить и убивать, то души их окажутся в тех самых монетах, которыми их подкупили ростовщики. Места там хватит на всех.
  - Второй же Дом будет сокрыт ото всех. Дом Секретов будет заниматься тем, что тебе очень знакомо – шпионить за моими врагами, а значит за врагами государства. И моё первое задание тебе будет – найти подлеца Язефа, который обесчестил похороны моего отца! Найди его, Амун, и пусть каждый, кто захочет украсть у фараона ужаснётся его судьбе!

***
  Отдельно фараон беседовал с высшими иерархами церквей и культов, находящихся в его царстве.
В тронном зале, со всем почтением, были приняты: верховный жрец культа Ра, патриарх сетославных Пётр, магистр   Псов Анубиса и верховная жрица Бастет. Повелитель Верхнего и Нижнего Египта был невероятно прекрасен, величественен и весь в золотом, как и подобает его полубожественному статусу.
  - Вести о примирении двух паств порадовали меня, но меня заботит то, что наш народ всё равно духовно разобщен. Не будет на земле моего царства преследований по религиозным мотивам. Обычный человек должен найти защиту не только в букве закона, но и в молитве своим, египтским богам. И если захочет сетославный прийти в храм Анубиса и помолиться за посмертие своего отца – он не должен быть осмеян. Равно как и женщина не должна уповать лишь на Бастет в своих молитвах о сыновьях, что сражаются за Родину, но могла прийти в храм Сета и принести ему богатые дары. Отныне вы должны научиться работать вместе, потому что только это приведёт нас к истинному величию! Когда-то наш народ поклонялся Огню и Войне, затем мы научились видеть Великих за примитивными фасадами, я же вижу главное – боги с нами, а значит с нами пребудет Величие.

Тяжелые тучи летят со средиземного моря, ветер гнет пальмы в финиковых рощах. Рудокопы и смотрители приграничных фортов жмутся к кострам под своими навесами. Солхотеп стоит на побережье практически один, охрана и телохранители стоят в почтительном отдалении. Фараон вкладывает в хладные пальцы номарха Харахти слоника с поблескивающими рубином глазами. Кладет два сола на глаза покойного. Оглядывается, на беснующееся море. Снова, как тридцать лет назад на лице Солхотепа влага с небес. Впервые за много лет. Внезапно он чувствует одиночество. И с каждым годом он понимает, что ему все сложнее согреться.

И он решает - пора. Под Александрией начинается возведение его пирамиды с чудесным саркофагом, бализаминационно комнатой и отделениями для жены и консорта. Полный пансион. А заодно дает подряд на реставрацию пирамиды деда, испоганенной Кошками. Он сотрет все следы, оставленные этими террористами на земле. Солхотеп давно решил, что о Кошках не будет записей в летописи. Эту страницу истории Египта надлежит вовсе стереть для потомков.

***
... после чего Амун Рашид сказал при свидетелях: "а этом священном поле выкопай ямку, скажи три раза имена фараонов до самого Сраки, положи в ямку сол, засыпь землей, сверху посыпь солью, полей хорошенько и иди спать. А через месяц на этом месте вырастет древо денежное и солы будут листьями его. Таким образом в период с 35 по 37 года правления фараона Солхотепа, презренный Амун выманил у верных номов фараона средства в размере не менее чем пять тысяч солов....

Солхотеп отложил свиток и вздохнул. Таких прошений становилось все больше. С окончанием великих волнений Египт стал богаче, но богаче стали не все египтяне одинаково. Жадные, беспринципные, с плохой родословной, но активные, деловые они рвались к власти. Нобили воставали, плетьми хопешами пыталсь встать на пути у прогресса. Но прогресс не остановить. Титулы покупались, хопеши и кнуты были обмануты. Но с другой стороны Капитал делал все в десять раз быстрее, чем любой надсмотрщик с плетями, он был изобретателен и упорен. Ему просто надо было дать нравственные ориентиры и поставить на службу обществу. И карать тех, кто не желал слушать слова совести.

На последних годах жизни фараон Солхотеп лихорадочно издал больше трех сотен законов, которые вошли в первый сборник, известный как Кодекс Солхотепа, в котором регулировались понятия сделки и обязательства и описывалась роль суда и судопроизводства, также учрежденного фараоном.

***
С развитием Синая развивается также порт Эс-Сувайс, стоящий в удобной бухте красного моря. Именно отсюда стартовала одна из экспедиций за экзотическими тварями, идущая в таинственную Индию. Ведь еще древние астрологи предсказали "Следующая экспедиция в Индию - обязательно доплывет."

***
- Кто это?!!
Шеренга людей ко входу в "Сириус" кажется движется до самого горизонта. Идут сами, несут детей, ведут стариков и овец. Ибупрофен стоит с открытым ртом перед паланкином Фараона.
- Это евреи, - поясняет Солхотеп - они известные мастера экономики и хотели бы послужить в системе денежного обращения Египта. Каждый из них несет медную заготовку для своих монет из самого Синая. Очень ответственно подошли к дело. Теперь я точно не вижу никаких препятствий к тому чтобы наши деньги стали по настоящему массовыми!

Ибупрофену остается только пасть ниц перед мудростью владыки.

- Кхм... - один из евреев приближается к фараону, много кланяется и говорит на ломаном языке - валоодыка, мы есть кулено Левита, сильнее жерцы, мы есть хотеть показать вам истино надо служить богу вашему.
- А... - брови Солхотепа взлетают вверх - ну конечно же. Нам как раз не хватало вас для ритуала Огня в нашем Великом крематории.
- Кемаорий? - иудей не понимал это слово, но чем то недобрым отзывалось оно в его душе.
- Да да - улыбнулся Солхотеп - это Храм светлого бога нашего Ра. Очень древний. Очень почтенный. Скоро вы сами все увидите.

***
Солхотеп сидел под сенью навеса и наблюдал, как конструкты Ра проходят полосу препятствий наперегонки с ходячими доспехами Сета. Момент, когда фараон обнаружил, что большинство оружейников смогли выжить с крокодилами и тайно вернуться к работе в Сириусе был не таким уж и плохим. Врагов у Египта было достаточно, и персы никак не успокоятся и Ханаану нужно объяснить популярно, что требовать с Египта дань это что насылать на себя внимание Сета. Почетно, но болезненно. Войны грядут. Когда-то победу на поле боя обеспечивали слоны, но их век увы прошел, а новых защитников у Египта нет. В конце концов отец фараона был не таким уж глупым человеком, хотя чтобы понять это Солхотепу пришлось прожить немало времени.

Ему повезло, это было богатое и мирное время, созданное им самим. Конструкт Ра на полном ходу столкнулся с доспехами Сети и они кубарем покатились по бархану, поднимая тучу песка. Зрители охнули. Эпистратег Миносет вскочил со своего места с блеском на глазах. Военным всех времен всегда нравились дорогие и блестящие игрушки.

Солхотеп обернулся и кивнул поджидающим магам с бальзамическими сосудами и инструментами. Время пришло.

- Сегодня великий день. - Подняв руки, вещает пред мрачной толпой Хамон с высокого дворцового балкона. Телохранители с золотыми щитами стоят наготове, готовые закрыть правителя от стрел, если кто-то решит поспешить.
- Сегодня великий день, который изменит все, что доселе вы видели вокруг. - Согласно кивают иностранные советники за спиной. Слышно их перешептывание на чужом языке и даже смешки.
- Сегодня день чистки. Бери палицу, египтянин, и бери копье. Иди на улицу. Убивай иностранцев. Пусть не останется на нашей земле ни одного из них. Пусть Ра улыбается, глядя, как пирамиды из их голов тянутся к солнцу. Пусть Сет вдохнет чад костров из их тел. Пусть Анубис готовит свои чертоги к обильному пополнению. Несите эту весть всюду. Очистим Египт от грязи. Мети метла - мети дотла!
Мрачное молчание становится удивленным. Одинокий голос вопросительно-торжествующе протягивает:
- Ура?
Кто-то панически закричал. Зашевелилась толпа. И скоро крики скрылись за могучим ревом:
- УРААААААА!!! ХАМОООООООН!!!
Разворачивается фараон к советникам. Белые лица, полные животного ужаса глаза.
- Приятно было иметь с вами дело. - Кивает серьезно.
Шуршат вынимаемые из петель копеши телохранителей.
...
- Но я грек. Мы так не договаривались. - Зло шипит Котофонт, которому Хамон вскорости назначил тайную встречу. Почтения в нем немного, но это исправимо. Так или иначе.
- Я решаю, кто грек. Сейчас я говорю, что ты египтянин. - Постучал фараон пальцем по подбородку, будто раздумывая, не изменить ли это мнение.
- А я так говорю, пока ты верен и полезен. В таком порядке. Ты меня понял?
Вздыхает Котофонт, раздувает ноздри зло. А ведь у него были планы. У всех греков есть планы, плохие, ненужные планы.
- Побудешь во дворце под стражей, пока все не уляжется. Твоя паства разберется без тебя. После - нас ждет много дел. Уведите его.

- Дыру дыру,- продолжал не соглашаться Мерлин,- вход где был? В толще скалы. И куда он вел? В низ. А если сверху посмотреть? То как раз дыра в земле и получается,- и пошкрябав носком сапога по полу добавил,- ну хоть тут не сыро. И то ладно,- вздохнул с огорчением он и добавил,- ловушек здесь нет.. ну по крайней мере на первый взгляд.

Хат-Х☼р

В Александрии ты созвал консилиум врачей со всего Египта — небывалое по размаху мероприятие, его посетили даже двое каких-то греков: Аристотель и Гиппократ. В ходе трёхдневного диспута был выработан ряд мер по борьбе с инфекционной бедой: о способах лечения и вакцинации договориться не удалось, но ужесточили карантинные действия и гигиену. Людей стали просвещать о том, как передаётся гепатит, развеяли мифы о том, что это благословение Сета, о персидском проклятии. Теперь египтяне чаще моют руки, осторожнее обращаются с кровью, избегают контактов с заражённым и стараются быстрее обрабатывать травмы кожи — ворота инфекции. Всё это хоть и не повергло болезнь, но сдержало её напор, а также на время взрастило в народе Египта осознанность и медицинскую культуру.

До гражданской войны ты успел также провести реформу письма. Заниматься им оказалось азартно: где одна реформа, там хочется и две, так и не остановился бы, если бы не пожар, разрушивший Александрию. Пришлось отвлечься, но кое-что ты сделал: ввёл в официальное обращение красивые шрифты для разных целей, упорядочил правила композиции и правописания, ввёл набор дополнительных декоративных значков, выражающих тонкие — как жало малярийного комара — нюансы смысла. Теперь ваша письменность стала не просто сложной и запутанной: она пополнила сокровищницу мировой культуры.

Одним росчерком стилуса ты разрушил прежний уклад духовной жизни Египта и ввёл новый: горят корабли, разрушатся храмы и просто похожие на них здания, на площадях ночами пылают до неба горы папирусных свитков, в которых упоминался Сет. Люди забыли даже о том, что не идёт большой войны: зачем она, когда началось такое? Египт разгневан тобой, но при этом все пребывают в хорошем, праздничном настроении: разрушение и разграбление храмов, убийство сетопоклонников, а в отдалённых районах и просто всех подряд. В пустыне властвуют банды кочевников, номархи начали феодальную войну, сетоголовые вернулись из Персии и разрушили овцеперерабатывающий комбинат под Абидосом — может, думали, что там строят танки или ещё Сет знает, что.

Под видом экспедиций люди эмигрируют из Египта в Грецию, в Германию, на Крит и на Мадагаскар. Торговый и военный флот в ситуации неразберихи и временного дефицита власти нашли себе дело: они оказывают людям платные услуги по их массовому вывозу в благополучные страны. Делается это так: с мародёров и беженцев собирают всё, что у них есть, везут в Грецию, но по дороге корректируют курс и продают в рабство персам. За несколько лет смуты так обрели лучшую долю уже многие египтяне.

В попытке контролировать ситуацию ты перепробовал всё: от постройки катапульт до введения астрологии. Эти решения пока не дали результата: полыхает гражданская война — от темна до темна. Храни вас Ра...

Шиш-Кебаб

Но Маат и Ра не пришли. Пришёл Анубис. Не великан, а обычный человек с собачьей головой. Он положил тебе руку на плечи и увёл в бесконечную синеву. Там не было ни взвешивания сердца, ни очередей. Подземное царство было похоже на космос, в который смотришь так долго, что забываешь, есть ли что-то кроме него.

Твоё бездыханное тело мумифицировали. Когда над ним задвинули золотую крышку сракофага, торжественная и печальная процессия отнесла его в пирамиду. Вдоль дороги выстроились люди. Одни бросали цветы, другие смотрели мрачно, третьи плакали. Народ Египта успел забыть, что так вообще бывает: что старый фараон — прекращается. Под вуалью траура уже нервно движется волнение: каким будет следующий и что станет с нами?

В драгоценном ящике тебя спустили в недра пирамиды и замуровали там на веки вечные. Но до того, как это случилось, ты ещё успел свершить много славных деяний: обрушил орду молчаливых сетоголовых и трубящих слонов на ничего не подозревавших персидских магов (их магия оказалась слаба: спрятались в городе Миласа и били оттуда молниями с неба — слоны затормозили, воины тоже, катапульт ведь теперь нет и строить их запрещено, но, как говорят у вас в Египте, "ничего, ничего!" — сетоголовые перепрыгнули через стены и скоро жители сами начали выбегать из города, кто успел), построил новый торговый флот (точь в точь как предыдущий), помолился Анубису, принял экспедицию из Южной Америки, принял экспедицию из Германии.

Персы всё ещё не повержены, но Египт славен и объединён. "Я устал", — сказал ты, собрав народ и заготовив наследника, — "Я ухожу".

Шиш-Кебаб

Тиха египетская ночь. Прозрачно небо. Звёзды блещут. Своей дремоты превозмочь — не хочет воздух. Чуть трепещут сребристых пальм листы. Луна спокойно с высоты над Пирамидою сияет...

Ты мечешься и говоришь во сне. Давно к тебе не приходили боги. Сегодня пришёл бог-гончар Хнум. Ты оторопел, увидев гигантскую зелёную голову барана на человеческом теле, величиной с гору Синай. Покачивая острыми рогами и щекоча пальцем бородку, Хнум проблеял тебе своё неудовольствие: по что же ты, негодный червь, чествуешь Сета и Бастет, и Анубиса, а про него — своего создателя — забыл?! Не он ли вылепил тебя из глины и всех тебе подобных? Не он разве не покладая рук трудился за гончарным кругом, создавая твою душевную тень — Ка? Отец-творец — позабыт. От его громогласного беканья и меканья у тебя разрывается сердце.

Ты проснулся в горьких чувствах от божественных упрёков. Бог-баран Хнум хочет, чтобы вы освоили гончарное дело и завели мелкий рогатый скот, чтобы он криками поднимал вас до зари и держал в трудолюбии и родительском почтении. Как всё это связно и зачем ему — ты уже про богов давно таких вопросов не задаёшь. Хнум не пообещал никакой кары, видимо, если не исполнишь, просто будет обижаться.

Хитопотеп I

Как многие в династии Сраканидов, ты обладал тонким чутьём приближающейся смерти: чувствовал, сколько тебе отпущено судьбой, с точностью до года. Как будто, если закрыть глаза и вспомнить себя маленьким, как будто уже в 10 лет кто-то словно написал тебе на незримом папирусе, что срок твоего правления - 30 лет.

Когда час настал, ты помылся, лёг на большую каменную колоду во дворце и начал громко звать магов. Они были тут как тут - за несколько дней вы в тайне детально договорились, как всё будет происходить. Ты попросил их при свидетелях и делая паузы для писца-пиктографа, пожалуйста, извлечь тебе мозг через ноздри с помощью металлических спиц с крючками, если им не трудно.

Затем, оказать тебе услугу, и сделать аккуратный надрез в нижней части живота, вытащить органы и промыть брюшную полость пальмовым вином - вот оно, как раз стоит в вазе в углу. Потом, если магов не затруднит, ты хотел бы, чтоб живот наполнили благовониями и зашили.

Маги старательно изображали шок, один даже сумел побледнеть на моменте, когда ты попросил, чтобы сердце, кишечник и мозг не выбрасывали шакалам на помойку, а аккуратно сложили в керамические стаканчики-канопы, наполнили консервантом, закрыли крышками в виде голов Сета и прочих чудовищ, и составили на полу вокруг тебя.

Тут ты запнулся и наморщил лоб, глядя в потолок. Забыл, как дальше.

Маг робко подал голос. Может быть, в дополнение к этому, ты хочешь, чтобы в течение 70 дней после процедуры тебя не беспокоили, а оставили в ванне? Например, в ванне со щёлочью? Где ты, уже без органов, будешь бальзамироваться?

Да, подхватил ты. Такова твоя последняя воля. А на 71-й день ты высказал пожелание обмотать себя лентами из виссона и как следует промазать камедью, чтобы всё склеилось. Потом с танцами и плачем положить тебя в дизайнерский сракофаг. На этом моменте писец оторвал палочку от папируса и посмотрел на тебя. Но ты не видел, да и плевать уже было.

Всё тот же догадливый маг высказал догадку, что сракофаг - это, наверно, такой дорогой гроб из золота, чёрного дерева и изумрудов, символически пожирающий тела царей вашей династии? Чтобы их душа могла существовать вечно?

Киваешь мрачно, настраиваясь на мумификцию и думая о былом: всё так, всё так.

Маг продолжает гнуть своё. Слушаешь его нудёж, сжав зубы - но это часть контракта.

Не потому ли великий царь захотел такого ритуала, что он верит (как верят многие образованные люди), что бог-баран Хнум, создавший людей из глины, наделил их двумя душами, по имени Ка и Ба?

Потому.

Не потому ли бессмертный правитель желает сохранить своё тело по возможности нетленным, чтобы невидимый двойник Ка (очень норовистый и привязанный к телам) не блуждал в поисках парковки по Египту голодной и красноглазой чёрной тенью, а мог остаться в привычном теле навсегда?

Да-да, поэтому.

"А его брат-близнец Ба", — продолжает перформанс маг, — "Мог бы вылетать доброй синей птицей с человеческим лицом и отправляться в удивительные путешествия?"

— И поэтому тоже, — соглашаешься ты терпеливо.

— Тогда понятно, — говорит маг. — Это неожиданно для нас, но кто мы, чтобы противиться повелению царя Египта?

Он хлопнул в ладоши и в комнату начали протискиваться маги-рабочие с двуручной пилой, киркой, крючьями, топорами и ведром чего-то дымящегося.

Но тебя уже не было здесь. На холодном камне лежало только тело.

Маг быстро проверил пульс, затем кивнул охране, чтобы оттеснила протестующих лишних, не успевших сказать тебе последнее слово, поныть или поклянчить напоследок подарок. Когда дверь мумификационного кабинета закрылась, из-под неё ещё несколько часов были видны вспышки магического света, звуки шлепков и хруста, и будто кто-то бегает по каменному полу босыми ногами, бессловесно сопит и борется, а потом тишина.

- Мои догадки верны! - поднимал палец вверх Апчхихотеп. Главное, перехватить вектор дискуссии, чтобы все думали, что все идет по плану. (Вектор? Еще одно дурацкое слово от Лизимбы!)
- Нам нужно оружие. Вы не смогли его захватить, значит нам надо копить силы. Помните, только сильные побеждают. А для этого нам надо размножаться, чтобы воинов было больше. Когда нас будет много, мы всех успешно убьем. Так что плодитесь и размножайтесь, дети Сета! У нас есть слоны, много мяса, и великая пустыня, куда не суются слабаки из других земель! А когда нас соберется великая орда, мы им покажем!

Лизимбу Апчхихотеп позвал на приватную беседу и серьезно сказал.
- Лизимба! Это твоя, как ее, математика, это конечно очень интересно. Но ты оторван от коллектива, Лизимба! Настоящий мудрец не может отречься от общества, которое его вскормило, дало вдоволь слоновьего мяса и одежду из толстой шкуры! Мудрец должен быть наравне с обществом, чувствовать его заботы! Вот например, твои эти квадраты. Звучит отлично, только этими заклинаниями никак нельзя убить врага! Только взять квадратный кусок камня и забить им до смерти! Думай о применимости своих знаний, Лизимба. Придумай что нибудь такое, чтобы эти твои заклинания могли кого-нибудь убивать. Желательно - того, на которого укажу я или один из моих помощников, а не просто случайным образом. Вот тогда это будет полезная математика, ведь убийства неверных помогают нашему обществу развиваться в правильном направлении. Понял, голова?
Апчхихотеп постучал пальцем по лбу Лизимбы, затем покровительственно похлопал по плечу
- Я знаю, ты умный, ты сможешь. Вот тебе простая задача: нужно чтобы предметы летели дальше и больно били врагов. Я видел у врагов летающие палки, они одни бросают, другие стреляют из... какой то штуки. Я пытался, но что-то делал не так, и они не летели далеко. И били не больно. Вот тебе математическая задача, дерзай! Ну или если ничего в голову не придет, придумай что нибудь такое, чтобы можно было сохранять все твои странные идеи для потомков. Вдруг они смогут довести их до ума? Например, научись передавать другим свои мысли. Или вот, отец говорил, что его отец говорил, что люди Змей разговаривали со шкурами. Там, как то чиркали по ним, или смотрели на них как-то. Так что давай, приноси уже пользу. А то разговоры одни, а нам тут выживать надо. В конце концов, ты же не хочешь, чтобы когда ты помрешь, запомнили только астрологов, а не тебя? Так-то! Всегда нужно думать о потомках!

Чтобы Лизимбе было проще, Апчхихотеп травил байки из богатой истории Сраконидов. Вдруг что натолкнет парня на мысль. А баек Апчхихотеп знал много: правда они были в основном, кто кого забил до смерти, какую деревню сожгли, ну и иногда про дареные финики, волшебные шкуры и еще какую редкость. Разговоры с Лизимбой выматывали, после них очень хотелось пить. Кактусы было пить неудобно, и Апчхихотеп все хотел попросить Лизимбу что-нибудь придумать и тут, но забывал.

Потому что у него было много дел. Например, слоны были примерно как Лизимба: голова большая, а дерутся никак. Нужно было научить их ходить по приказу, не бояться крови и топтать врага. Это все очень просто звучит, люди это умеют, слоны тоже должны научиться. В конце концов, люди Пустыни даже когда жили относительно мирно, порой набегали на какой-нибудь караван и грабили, или разоряли маленькое приграничное село. Так вот на этих несчастных жертвах агрессивной политики Сраконидов Апчхихотеп и экспериментировал со своими слонами

Апчхихотеп

Ты привык, что слоны приходят и уходят. Твоё племя и они периодически встречались и расходились, как пустынные корабли, сделав друг другу прощальный гудок. Вы - подняв руки к небу, слоны - протрубив в хоботы.

Сегодня слоны не ушли. Не ушли они и на следующий день, и через день. Вместо этого они стали следовать за вами по пятам и клянчить финик или банан. Если вы не даёте, слон кладёт вам на лицо хобот, смотрит укоризненно или просто меланхолично взмахивает ушами, понимая вашу жадность и даже где-то в глубине души прощая её.

Шли годы. Вы настолько сжились с гигантскими ходоками Пустыни, а они с вами, что теперь уже странными кажутся воспоминания о стародавних днях, когда вы кочевали по отдельности. Вы кормите слонов и передвигаетесь у них на спине. А когда приходит сезон - забиваете одного на мясо. Без консервирования оно быстро портится в пустыне, но вы стараетесь сожрать, сколько можете за это короткое время. Вы заметили, что у них красивые и крепкие кости, но как применить их - пока не понятно. Применили привычным образом: пускаете на примитивные инструменты и наконечники для копий.

Потепа II прибрала к себе Пустыня. Его похоронили без помпы, но с уважением: насыпав горку камней, чтобы тело не досталось шакалам.

К своим будущим похоронам ты тоже подошёл ответственно. Такие дела нужно начинать заранее: стройка - дело долгое, жизнь - полна внезапностей. Ты сам разработал дизайн: кубическая херня из необработанного песчаника без окон, зато и без дверей. Тебя планируется опустить туда через дыру в крыше и потом там внутри всё поджечь. Твою архитектурную мысль вдохновлял великий курган-печь прошлого "Хеджу-Гхор", где по официальным данным когда-то покоился твой дед, пока курган не разрушили.

Ты обратился к Лизимбе с повелением усовершенствовать искусство войны. Лизимба с жаром согласился: он ещё молод и хочет выделиться. Проблема с Лизимбой: какую задачу ему не поручи, в итоге он решит математическую. Вскоре он прибежал с теоремой Лагранджа о сумме четырёх квадратов, взахлёб рассказывая, как одним способом её можно доказать на основе арифметических операций, а другим - с помощью системы гиперкомплексных чисел, образующих векторное пространство над полем вещественных чисел! Молодец, Лизимба, благодарил ты его с каменным лицом. Спасибо от души.

Юный вождь Хеджу-Хор, ещё будучи звонкоголосым подростком, понял, что дальше так жить нельзя. Их племени, их народу требовалось что-то... Что-то, о чём пели шакалы ночью, о чём шептал ветер в дюнах, о чём журчала вода в оазисе.
Ночью он созерцал луну и днём искоса подглядывал за солнцем. Отец когда-то рассказывал ему о двух колесницах, что бегут по небу одна за другой, но он сам видел в этом что-то другое. Нет, не колесницами были два глаза, золотой и серебряный. Это было что-то совсем другое.

- Что есть Огонь? - спросил он как-то мудреца. Старик, не смея перечить малолетнему вождю, но и посмеиваясь над его юным любопытством, ответил:
- Огонь - это начало мира и конец.
Кивнул юноша и замолчал.
- Что есть Война? - задал он вдруг новый вопрос. Старик, поёжившись, вновь произнёс прописную истину:
- Война - отец всему и мать.
Вновь кивнул Хеджу-Хор.
- Тогда почему из костра не рождается новый мир и от удара молнии не раскалывается земля? - вдруг спросил Хеджу-Хор и взгляд его не по годам мудрых глаз заставил старика оторопеть.
- Почему Война, наш отец и наша мать, забирает наших воинов? И почему она позволила подлым Змеям и Быкам растерзать моего отца?
Старик не знал что ответить. Никто не задавал ему таких вопросов. Никто и никогда не задавал старикам вопросов, которые ставили под сомнения Истины.
И тогда Хеджу-Хор ответил ему сам, смягчившись голосом:
- Я скажу тебе, старик, кто наш отец, ибо это - Пустыня. Это - Тот-Кто-Смотрит. Это - что-то настолько великое и могучее, что мы просто не можем познать. Мой отец, Сети, служил Ему, как и мой дед служил Ему. Он благословил наш народ и теперь он мне отец. Посему, мы больше не будем называть Его разными именами, но одним. Мы больше не будем бояться его взора, но будем радоваться вниманию, как радуется вниманию сурового отца каждый сын. Он одарил нас дарами, а мы же подарим ему самих себя. Мы подарим ему, Великому Сети, Тому-Кто-Смотрит, черепа наших врагов! Мы подарим его дочери, Войне, их кровь! Мы подарим его сыну, Огню, их внутренности! И тогда наш Отец взглянет на нас и улыбнётся, - звонко рассмеялся после этих слов молодой вождь и глаза его сверкнули не по годам хищно.

Гробница вождя Сети была провозглашена Хеджу-Хором местом почитания Великого Сети, Того-Кто-Смотрит. Потому как не было внутри останков его отца, которого помнил мальчик. Были там лишь кости врагов, пепел трусов, дух Войны и дух Огня. Там царил только Великий Сети.

Что-то приближалось. Что-то большо, страшное, идущее как стена сплошного тухлого мясного духа. Так бы пахли мясные ряды, если бы могли двигаться строем, вместо всякого разного мяса готовили лишь человеков, и все разделанное и приготовленное протухло. Оно двигалось сквозь дождь, не стремительно, но и не медленно. Достаточно быстро, чтобы вскоре оказаться тут. Будто мало страшного за этот день случилось с Люпо...

Прижав уши, пёс посмотрел на человеков. Они занимались своими делами, не подозревая о приближающейся угрозе.

Он повернулся в направлении, с которого исходила угроза. Залаял со всех сил. Захлестал себя хвостом по бокам. А затем начал бегать из стороны в сторону, стараясь нос держать в направлении мерзкого запаха и лаять. Вдоль бруствера. Чтоб поняли человеки, что стеной угроза движется. Потом начал прыжками скакать. Прыг. Ваф! Скок. Вуф! Прыг. Гав! Хоть сплошь надвигается вонь, но из отдельных частей состоит. И пахнет мертвечиной. Как мертвечину человекам объяснить? Подбежал Люпо к останкам возникшего из воздуха специалиста, положил лапу на них. А потом лёг на землю и прикрыл лапой нос, будто туда что-то попало сильно пахнущее.

Что недалёко от правды было.

"А ведь на его месте должен был быть я..." - постоянно крутилась бестолковая мысль в голове у Несбитта, как будто белая мышь в колесе - он видел одну такую, в клетке, когда заходил за успокоительным в лабораторию к герру Доктору. "В опасных рейдах всегда погибают именно неопытные новички" - эта истина из тех что быстро понимаешь из информационных сводок в Департаменте Санитации. Но не когда на смену выходил Том Джон Бритиш! Гильберт знал что у него было вообще то другое имя и аристократичные предки воспитанные в нескольких поколениях роскоши, кто-то сказал перед похоронами. Но для шотландца он навсегда остался Джоном Томом, улыбчивым английским парнем со щитом в золотых руках.

Некоторое время Гильберт ещё "держался молодцом", но потом бросил успокоительные, от которых уже тошнило, и оккупировал ближайший к его квартирке паб, где напивался каждый вечер до беспамятства. Потом, оплаченный заранее кэб отвозил его через пару улиц, потому что идти в таком состоянии Гильберт не мог, где сгружал на руки квартирной хозяйке. Добрейшей души женщина, миссис Уиткинс, близко к сердцу восприняла моральные терзания молодого квартиранта. Пару раз его даже обворовывали, один раз он серьезно подрался - до кровавых рож и ломаных носов. Но все равно, после пары часов "внерабочего" чтения упрямо шел знакомым путем, чтобы ровно к шести занять свое место у стойки и выпить первую пинту "за упокой души". Детали операции, увы, разглашать посторонним было нельзя и Гильберт говорил что у него умер родственник. Иногда дядя, иногда племянник, а иногда даже брат.

Нездоровый образ жизни сказался на внешности, Гильберт раньше безукоризненно выбритый и восторженный стал позволять себе небольшую щетину и даже думал отрастить усы как у Коббса, но больно уж они требуют к себе, тщательного ухода и внимания. Идея заглохла. Но зато оккультист завел себе трубку и временами сидел за трактатом попыхивая дымом, как известный на всю Англию консультирующий детектив. Нельзя сказать что горе сломило юного эзотерика, но вспоминать что собственными руками убил коллегу он страшно не любил. Стараясь демонстративно уйти в работу "с головой". Учил алхимические формулы, просто для того чтобы занять ум. Искал у сомнительных букинистов интересные трактаты двенадцатых-четырнадцатых веков. Даже церковь стал посещать, время от времени. Душа требовала "пережить" этот горький индент и двигаться дальше. Но это только на словах легко...

"Она обещала любовь". Последние слова Джона эхом отозвались в ушах Леонарда, а холодный свет Луны отразился в стекленеющих глазах.
- Констатируйте время смерти, доктор, - глухо сказал Эльфман, прикрыв глаза мертвецу.
Майор Митчелл прибыл почти сразу после этого, бессовестно опоздав. Военные с готовностью забрали арестованных улюков, оцепили территорию и изъяли все единицы инопланетного вооружения. Государственная тайна, с этим всё было ясно, пререкаться было бы ребячеством, недостойным джентльмена.

Миссия никогда не оканчивалась сразу. Вначале было это тягостное молчание по дороге в Департамент. Они сидели в автобусе и Леонард находил пугающе много места - можно было, разумеется, списать это на отсутствие лошади Вильяма Коббса, но дело было далеко не в этом. Не только в этом. С ними больше не сидел рядом Джон и не отпускал свои шуточки. Не пытался неуклюже скрыть своё образование или происхождение. Бал окончен, маски сняты.
Тщательно и педантично описав в рапорте всё, что происходило на холме той ночью, Леонард подал официальный запрос на недолгий отпуск. Несколько дней, неделя, ему требовалось время, чтобы привести в порядок свою голову и сделать несколько важных дел.
Иногда, ради благородной цели, джентльмен должен поступить неправильно. Например, пойти на мелкую кражу. Таковой было похищение фамильного перстня Джона Бритиша и его блокнота с записями. Для чего эти две вещи понадобились девастатору?
Чувство ответственности за смерть коллеги было тяжелым бременем и ответственностью, которую Эльфман должен был нести до конца. Он возглавлял операцию "Стоунхендж". Под его началом погиб человек. Если бы они всё ещё были на фронте, он, как офицер, должен был поехать к родственникам и уведомить о случившемся. Служба в Министерстве этого не требовала от сотрудников - количество смертей всегда было высоким, текучка кадров была невероятной, а уж на кладбище стажёров место, похоже, добавляли пространственной магией. Однако это был вопрос чести и им поступиться было нельзя.
Через свои обширные связи и знакомства, в один из пасмурных зимних дней, Леонард посетил резиденцию адмирала флота, первого морского лорда в отставке, бывшего члена Королевского Тайного совета, 1-го маркиза Милфорда-Хейвена, Луиса Александра Маунтбеттена. О чём они говорили за закрытыми дверями останется загадкой. Позднее, ограниченным тиражом был выпущен сборник поэзии Джорджа Луиса Генри Виктора Сержа Маунтбеттена, 2-го маркиза Милфорда-Хейвена, посмертно. Листая сборник, под названием "Луна... она обещала любовь", Эльфман горько посмеивался, думая о том, что сказал бы на это Джон. "Ну и дрянные же стишки я написал! Что за конфуз! Хотя вот эта барышня, которой я посвятил второе стихотворение на четвертой странице была очень даже хороша... Ну, вы понимаете, Леонард!"

Оставшиеся дни непродолжительного отпуска девастатор посвятил обычному для себя времяпрепровождению. Некоторое время провёл в Оксфорде, на заседании физико-математического клуба. Поделился некоторыми интересными наблюдениями и мыслями, на которые его натолкнули "струномёты" улюков. Разумеется в детали вдаваться Эльфман не мог, всё-таки государственная тайна, но поразмыслить над физическими принципами, лежащими за функциональной стороной оружия ему никто не мог запретить.
В Лондоне же просто гулял по набережной Темзы и смотрел в её свинцовые холодные воды.
Награды или порицания, всё это меркло перед необратимостью времени.

Равнина - это хорошо и удобно для грядущей миссии. Простреливается во всех стороны, ему, Леонарду, это было как раз на руку. При желании можно будет и направить огнемётную мощь Марка-3 без опасности спалить своих, просто отойти в сторону. Огнемёты были очень своенравны, как раз относительно недавно Эльфман читал рапорт о зачистке Хайгейсткого кладбища и неприятный эпизод со смертью целой группы стажёров заставил поморщиться. На лбу залегла складка, обозначавшая волнение, грусть и что-то ещё.
- Джон, разумеется мне есть что рассказать, вопрос лишь в том насколько это уместно сейчас, - слова могли быть такими же опасными, как пули. Особенно поблизости активного сверхъестественного реликта, каковым, разумеется, и был Стоунхендж. Прекрасен даже сейчас, озаряемый зелёными вспышками.

Разговор герра доктора и штурмовика был несколько сумбурен, Леонард вслушиваться не стал. Только тихо сказал Несбитту:
- Иногда я решительно ничего не понимаю из того, что говорит наш германский товарищ, - а затем подмигнул и хлопнул по плечу.
- В целом, действуем по тому плану, который озвучил мистер Бритиш. В частности, я предлагаю такую схему. Мы с Марком-3... Эй, ты слышишь? - посмотрел на пыхтящее существо. - Идём по флангам чуть в отдалении. В центре находится Джон, рядом с ним вы, герр Циглер и вы, Гильберт. Люпо, разумеется, держится подле Джона, который выступает остриём нашего копья. При возможной опасности он сможет защитить вас, коллеги.
- Вильям, вам, на своём скакуне, предлагаю отправиться на аккуратную разведку. Посмотреть поближе, в неприятности не встревать. Пока мы дойдём пешком как раз можно сделать ход туда и обратно. Потом просто будьте рядом, Вильям, вас не впишешь в боевой порядок по причине мобильности.
Других уточнений в боевую формацию вносить было не нужно, план дейтсвий был прост и тем прекрасен:
- Пойдём, как говорится, обратным клином! - поднял пальцы в жесте "V", предвосхищая, таким образом, историю.

Сэмюэль Смоллуэйс. Адель Райт

Констебль бросает осторожный взгляд в окно. В комнате выключен свет. Сейчас день - лучи солнца, пробиваясь сквозь занавески, выхватывают витающие в воздухе пылинки, каштановую поверхность полированного стола с оставленной на нём газетой. Кровать у стены. Стулья. Шкаф с безделушками. Брошенную на ковре посреди комнаты большую кожаную сумку.

Схватился за грудь, кашляя истошно. Просто не вериться, что это все взаправду. Хотел подняться на ноги, уперся руками в прохладную землю. Но успел только прошептать, видя наплывающий ужас, заслонивший звездное небо:
- Pater noster... - мать Реджинальда хоть и была чистокровной англичанкой, но также и истовой католичкой. Что повлияло в конечном итоге, наверное, на переезд их семейства под юрисдикцию "British Raj". В Ирландии стало неспокойно.

Но не закончил молитву схватившись за грудь. Вытащил новый кусок мела из маркированного пакетика, спеша. Не слыша ничего, перевернулся на живот, стиснув зубы стал чертить прямо на земле, чувствуя как прана начинает сочиться из его ауры. "Воля к жизни" - вот как бы он, оптимистично, назвал то что выходило из под его дрожащих пальцев. Технически, конечно, это должен был быть защитный круг...

они выпили твою жизненную эссенцию леденящим душу способом;

 в этот раз промахнулись...

скелеты медлят - рыщут вокруг тебя, ища удобный момент напасть!

ничего не получается

Том МакНамара

Зацепился рукой за руку товарища. Подгребаешь ногой себе. Повис грузно - наливается кровью лицо. Булькнул баллон за спиной, когда ткнулся в холодную стену кирасой. В какой-то миг думал - сорвёшься. Подтягиваешься. Отсюда открывается вид на кладбище - океан тьмы с горящим островом, вокруг вас. Шаришь взглядом, восстанавливая дыхание: трупы культистов, костры, горящая земля, белые скалящиеся черепа вооружённых, как древние дикари, скелетов, туман спектров, синие рожи зомби, похожие чем-то на Боба и Джека из паба. Картина маслом кисти инферналиста: "Ночь на Хэллоуин". Тряхнул плечами. Наставил на врагов раструб оружия победы.

Билл развел руками. Вот шельмец неупокоенный! Но злиться не получалось: он представил как призрак крутит в руках баллончик, с недоумением нажимает на кнопку, направив дыркой на себя... пшш! Ахахаха.
- Парни, какой шанс, что призрак использует Антиспирит по назначению? - негромко, чтоб не привлекать внимания начальства, спросил Билл у ближайших товарищей, и выждал короткую паузу.
- ПРИЗРАЧНЫЙ!!! Ахахаха. Ха. Кхм.
Сержант отдал приказ! Надо было исполнять. Билл вытер слезу, навернувшуюся от смеха, и с серьезным лицом двинулся вперед.

Бернард Миллз

Смотришь на машину, из которой вываливают полицейские. Белая краска. Жёлтый, звериный цвет фар. Ночь полна движения и света. Огни города. Фонари у входа на кладбище. Фары громоздящихся у подъезда к воротам автомобилей. Тихие возбуждённые голоса.

Не очень понятно, на что рассчитывал Алекс, применяя оглушающе-ослепляющую гранату на существ, не имеющих ни ушей, ни глаз. Ну, по-крайней мере, хуже не стало, а может быть даже немного лучше: когда Алекс дикими скачками пролетел по салону шаттла, ни одно яйцо не открылось.

Саммерс влетел в кабину и ударил по кнопке: захлопнулась дверь, отделив киборга от салона, полного нечисти. Перед ним оказался пульт управления: штурвалы, рычаги, десятки кнопок и переключателей. Как это всё работает?

К счастью, создатели "Фон Брауна" предусмотрели, что при экстренной эвакуации на шаттле может и не оказаться компетентного пилота. В центре кокпита был установлен яркий плакат:
"Для старта включить эти 3 переключателя слева направо. Если у вас нет пилотской лицензии - больше ничего не трогать! Особенно не трогать аварийный маячок - если выключите, вас никогда не найдут".
Кнопка выключения маячка указана не была. На всякий случай.

С учётом перегревающегося реактора, особо думать было некогда и киборг защёлкал переключателями. Поднялся трап, закрывая пассажирский отсек, включился автопилот, начали разъезжаться в разные стороны двери внешнего шлюза. Когда шаттл заскользил к выходу в открытый космос перед носом корабля прямо из воздуха соткалась ещё одна (или та же самая?) медуза - но не выдержала столкновения и снова растворилась.

***

Первый в истории человечества межзвёздный корабль "Фон Браун" вышел из изменённого пространства в обычное - только для того, чтобы взорваться в ослепительной вспышке. За несколько минут до этого "Фон Браун" выронил две спасательных шлюпки - всего две из почти сотни. В одной летел Алекс Саммерс, киборг запрещённого на земле R-класса, ставший таковым в результате махинаций ШОДАН и девять яиц аннелидов, блудных детей той же ШОДАН. Во второй Томас Суарез и Ребекка Сидонис, чья любовь помогла им выжить в корабельном аду.

Вот только после выхода в обычное пространство Ребекка начала как-то странно заикаться...

Причесался и вычистил форму от вчерашней краски, крови и чужих мозгов. Запил вискарь содовой и "Патентованным Освежающим Бальзамом Доктора Паттисона" (ни грамма спирта! Убьет любой запах и принесет спокойствие перед важным днем благодаря экстракту коки). Хмыкнув, осмотрел батарею пустых бутылок на полке печи. "Мои девочки."
Готов!
...

I, Thomas MacNamara of London;
do solemnly and sincerely declare;
that I will well and truly serve the Queen;
in the office of constable;
with fart...fairness, integrity, diligence and imparnanality;
holding fullmetal human rights and accoring some respect to all people;
and that I will, to the best of my powa, cause the peace to be kept and you know;
and prevent all offences against people and property and... Queen;
an that while I continue to hold those office;
I will to the best of my skill and knowledge... knowledge... discharge all the duties yeah;
faithfully according to law. Thanks God!
*наконец, рыгает. Черт, приперло-то как!*

      На кремовую обивку текли грязь и кровь, а в салоне тут же стало тесно. Клод ответил Боунсу хмурым взглядом. А когда Джек отвернулся, наклеивая пластырь, в глазах снайпера мелькнуло удовлетворение при виде его ран. Наверняка он мечтал, чтобы кто-то из его товарищей оказался более удачлив — но, увы, что не сделал сам, нельзя поручать другому. Во всяком случае, Брю явно вызывал у француза больше симпатии. Да и Софи смотрела на Джека с видом глубочайшего удивления. Даже в Гвиане не каждый день в вертолёты садятся люди, похожие на Сильвестра Сталлоне в лучшие дни.

      — De quoi parle-t-il? — буркнул Поль, с шумом захлопнув дверцу и наконец-то бухнувшись в кресло.
      — Lamar a été mangé par caïmans, — грустно перевёл Клод.
      — Pauvre Lamar... — простонал телохранитель под плеск воды во фляге Уилмана и прижал большие ладони к лицу. Удар Аарона всё ещё вызывал боль в его челюсти.
      — Non, — Клод качнул головой с кривой улыбкой, — les caïmans sont pauvres.
      — Можете обсудить аллигаторов потом?! — воскликнула Софи, не отводя взгляда от мозаики шрамов на плече Уилмана. — А сейчас нужно лететь. И, пожалуйста, скорее. Мистер Хейф... вы... вы и ваш друг... мы вместе летим в Режину, верно?

      — А вот мне лучше шампанского, — сказал Клод и добавил, обращаясь неясно к кому из двух киллеров. — Чёрт, я не знаю, реально ли ты положил десятерых там, внизу, но Иностранный легион плачет по таким, как вы.

      «ЛИМОННЫЙ БИСКВИТ»


      «Лучшее в добрых делах — желание их утаить».
            — Блез Паскаль, французский
            математик и мыслитель





      19 ноября
      Невдалеке от устья Экини-Крик, Амазония, Французская Гвиана
      21:30


      Французская Гвиана называется французской из-за того, что некогда существовало пять Гвиан: британская, голландская, португальская и испанская. Сейчас на их месте другие страны, другие правительства, даже другие народы. Но джунгли — джунгли остались прежними.

      Католические храмы здесь соседствовали с поверьями вуду и ритуалами индейских империй. А история прочертила прихотливый зигзаг от конкистадоров и фанатичных мессий к мрачной Кайеннской каторге, от колониальных войн к банановым плантациям, редким металлам и «золотой лихорадке». В конце концов, золото стало плетью этой страны, бичуя её так же, как бичевало северный Юкон или калифорнийские мели. Ведь жадность севера ничем не отличается от алчности юга. Советский «Дальстрой» бросал новые и новые силы на освоение Колымы, а колониальные префекты Гвианы рвались в глубины Амазонии с не меньшим упорством. Без малого пятьдесят тысяч старателей, солдат и арестантов погибло в её джунглях: от укусов змей, нападений ягуаров и челюстей кошмарных тропических крокодилов — кайманов, способных часами лежать без движения в ожидании жертвы. Кто-то отдал жизнь под стрелами из кромешной зелени листьев. Кто-то умер от брюшного тифа, лихорадки или горячки. Джунгли недружелюбны к человеку. Нежный слой эпидермиса, способный остановить даже короля техногенных катастроф — альфа-радиацию, слишком тонок, чтобы противостоять природе в самом первобытном из её проявлений.

      Джунгли — это земля отчаянных. Это злая земля. Чужая земля. И блеск их золота сулит беду.

      Они — больше, чем бесконечность деревьев. Они — метафора и явление. Если смотреть с позиций статистики, то в смысле абсолютных величин джунгли и есть Гвиана. Живой стеной лес наползает из туманов материка. Он вспучивается по берегам мутных рек. Землю покрывает шевелящийся ковёр мхов, вьюнов и папоротников, а воздух затягивает сеть лиан. Салы, акации, стеркулии и пальмы соединяются монолитной шеренгой, стоящей так плотно, что она напоминает фалангу спартанских гоплитов. Медленно, шаг за шагом, они оттесняют к морю всё то, что было создано человеком. Днём джунгли дышат, вздымая к лазурному экваториальному небу тучи крон, а ночью погружаются во тьму, которую тянет назвать космической.

      Как ни странно, космосу есть место в этой стране: вдоль атлантического шоссе поднимаются пусковые башни Куру, малоизвестного южноамериканского космопорта, служащего Европе удобной орбитальной пращой. Шумят тугие водопады, пробиваясь сквозь бетонные бастионы дамбы на реке Синнамару. На кривых улицах Кайенны можно без конца удивляться, встречая ценники в чинных евро или надписи, выполненные на безупречном международном французском. Низкорослые домики карабкаются на холмы, шумят туристические базары, а на пыльных пустырях чернокожие мальчишки с криками гоняют мяч. Но стоит бросить взгляд на юг, где в туманной мгле ожидают зелёные горы, и фольга цивилизации даёт первую брешь.


      * * *


      Лодка второй час скользила по тёплой глади реки. Под округлым резиновым носом бурлила слабая волна, временами подбрасывая мелкие листья и отмершие стебли тростника. Сквозь сумерки на берегах проступали густые шапки деревьев. Мангры, эдакие цапли из древесной меристемы, изящно ступали глубоко в воду — так, что даже заставляли лавировать в узком русле между собой. Белые арки мангровых корней походили на ажурные врата без створок, которые могли бы вести в эльфийские ущелья или обитель фей. Но стоило вглядеться в их глубину — и взгляд упирался в илистые омуты, покрытые многослойной ряской и яркими пятнами лилий. Там ждала гибель.

      Проводник в Режине рассказывал, что джунгли ведут собственную жизнь, недоступную случайным визитёрам. В них постоянно идёт тихая война, в жестокости не уступающая войнам людей, а то и превосходящая их. Люди сражаются ради идей, а джунгли борются за выживание. В многоярусных дождевых лесах солнце и минералы — ценный товар, за который флора сплетается в убийственной схватке. Цветы вгрызаются корнями в крепкую кору деревьев, грибницы подтачивают папоротники, а насекомые оказываются солдатами своих древесных хозяев. Иллюстрируя последний пример, проводник вспомнил о «садах дьявола». Так издревле зовутся зоны, где растениям одного вида удалось одержать победу. Они захватывают целые гектары леса, уничтожая конкуренцию с помощью муравьёв-симбионтов и ядовитых спор. И до тех пор, пока ботаника не открыла феномен мимекрофитов — растений-манипуляторов, древние кечуа верили, что это злые духи деревьев сражаются между собой. Впрочем, джунгли могли убить тысячей способов. Прихлёбывая ром, проводник вспоминал о крохотных жёлтых лягушках под названием «листолаз ужасный», на чьей коже конденсируется смертельный алкалоидный яд батрахотоксин. Или о крошечных рыбках ванделлиях, что живут в пресной воде и способны закрепляться кровососущими иглами в анусе или гортани неосмотрительного купальщика.

      В небольшой гостинице, занимавшей белый касерио на главной улице Режины, такие рассказы звучали фантастично, но каждый пройденный километр наделял плотью их тревожные образы.

      Теперь проводник, худощавый мужчина из числа старых суринамских оппозиционеров, сидел на корме. Свистящий крик ночной птицы пронёсся над водой. Ему вторила перекличка эха в лесистых долинах. В шуме крон родились чёрные кляксы ночи, расползавшиеся всё шире. К монотонному треску лодочного мотора от HDX примешивался звон москитов, к счастью, не успевавших за его пятнадцатью лошадиными силами. Вскоре лодка вошла в излучину, приблизившись к одному из многочисленных слияний тропических рек. От главного русла Апруаг нередко отделялись протоки, быстро исчезавшие в зелёных коридорах, но Экини-Крик, которую выискивал рулевой, была не просто протоком, а весьма приметной рекой. Большая часть туристических маршрутов оканчивалась возле её устья, и выше по Апруаг поднимались разве что в торговых или исследовательских целях.

      Но лодка, управляемая проводником, неуклонно продолжала движение. Боунс сидел на её носу как массивное изваяние, положив на колени автоматическую винтовку. Сержанту Уилману доводилось работать в жарком климате — ещё тогда, в прошлой жизни. Приходилось бывать и в Техасе в разгар лета. Но горячий воздух гор Афганистана не шёл ни в какое сравнение с влажной и душной жарой экватора. Густые клубы водяного тумана липли к его коже, забирались под воротник пончо как питон, и от знойной взвеси в голове Джека набухал мутный звон. В этот раз акклиматизация не далась легко. Впрочем, несколько двухлитровых бутылок, сцепленных в пластиковую упаковку, помогали унять духоту.

      Проводник еле слышно напевал что-то под нос, вторя музыке в вакуумных наушниках. Киберпанк добрался и сюда: на его коленях, упиравшихся в гидрофобный баул со снайперской винтовкой Боунса, лежал «айфон». Разве что непривычная надпись «нет сигнала» подсказывала, что они уже провалились достаточно глубоко в ад.

      — Скоро будем. Выбирай берег, le voyou, — каркнул проводник с кормы.


* * *


      Бивис путешествовал с куда большим комфортом. Элегантный трёхпалубный катер модели «Флай 64» забрал молодого киллера с причала в Режине и помчался по предвечерней реке, распугивая случайные лодки. Построенная на верфях «Эйкон Групп» в Милане, даже в подержанном виде эта моторная яхта стоила не менее восьмисот тысяч евро. С учётом перегона в Гвиану и стандартной морской страховки, цена приближалась к миллиону — но судно стоило своих денег до последнего цента. Компанию Аарону составляли четыре палубы, прекрасный интерьер в кремовых тонах, шезлонги на полубаке и предупредительные темнокожие стюарды. Он тоже мог любоваться сельвой, в которой тонули звуки и запахи привычного городского мира, но в руке приходилось держать бокал с шипучим шампанским, а не промасленную американскую винтовку. Свежий ветер бил в лицо, принося с собой запах воды и влажного леса, а в салоне предлагали фрукты и лёгкие закуски.

      Катер шумел оживлением. Ют переходил в открытую площадку на корме, спускавщуюся к самой воде. На стапелях дремали два гидроцикла, накрытые разноцветным брезентом. Прямо над ними устроился полукруг кожаных диванов. Там звучали смех и быстрая, донельзя испанская игра на гитаре. Какой-то ковбой в ярко-красной рубашке пел баритоном в окружении нескольких мужчин и женщин. Иногда он не попадал в ноты, но звучало, в общем и целом, сносно. Несколько кают на нижней палубе оккупировали девушки разного возраста. Кажется, в носовой поселились известная телеведущая из Кайенны и какая-то чиновница средней руки из местного парламента, который назывался Генеральным советом. По крайней мере, они оказались единственными на всей яхте, кто смог объясниться с Аароном по-английски. Языковой барьер, который вызывал наибольшие опасения, с одной стороны оказался не таким уж серьёзным препятствием. Шампанское, непонимающая улыбка и прижатая к сердцу ладонь быстро превращали вопросы гостей в покровительственный смех, и беспечная беседа шла своим чередом. Никто не возражал, чтобы Аарон присоединился к компании. Здесь никто не говорил о серьёзных вещах, которые требовали бы участия собеседника.

      С другой стороны, Аарон лишился возможности извлекать информацию через «социальный фишинг». Из обрывочных разговоров с Элен и Натали выяснилось, что катер совершает уже третий рейс, не считая двух работающих с утра вертолётов, и число гостей на вилле приближается к шести дюжинам. На верхнем мостике яхты загорал коротко бритый хмырь в камуфляже и больших солнцезащитных очках. Он смахивал на зелёных новобранцев, которых пригоняют на отборочное тестирование пехотных войск. Брю не сомневался, что смог бы справиться с ним и отобрать автоматическую бразильскую Imbel. Впрочем, охранник всю дорогу дремал, не обращая внимания на музыку, и присутствовал на борту, по-видимому, для проформы. Брю видел перед собой одного из Экскаватричес — маленькой армии сеньора Паскаля.


      * * *


      Душа армии — это нецензурная, физиологичная, грязная брань. Возможно, в англоязычных странах дело обстоит несколько иначе, поскольку английский язык — это язык лучшей административной культуры. Но в армии Аргентины приказ, отданный младшим офицером без матерных выражений, воспринимался солдатами как необязательная для исполнения просьба. Поэтому речью Антуана Торреса давно стала речь его родной среды. Он ушёл teniente primero, старшим лейтенантом, хотя мог бы стать и «капитэн», и даже «коронель», полковником. Антуан Торрес поступил так из-за того, что в армию его привела не карьера. Люди, подобные Антуану Торресу, неспособны жить штабными офицерами. Латентные проявления садизма, которые нередко продвигают людей в иерархии силовых структур, делали Торреса прекрасным полевым командиром и тяжёлым в общении человеком.

      Сейчас лейтенант Торрес кипел от ярости:
      — Хочешь, чтобы я отхуярил тебе la verga, тупорылый мудак? Хочешь?

      Охранник за пультом контроля видеокамер едва заметно вздрагивал при каждом слове. Поводом для злости лейтенанта стала початая бутылка текилы, которую принесла в операторскую комнату добросердечная Ани. Ани делала так каждый понедельник, украдкой радуя выпивкой молодых телохранителей, но сейчас Жан Морье проклинал её доброту. «Тупая баба», — думал он. — «Ты не могла подождать, пока шеф сделает обход?»

      На синеватых экранах пульсировали джунгли, размеченные квадратами низкого разрешения, а во дворе крошечные официанты и мажордомы расставляли столики и подвешивали над деревьями гирлянды разноцветных огоньков.

      — Я ебал твою мать, — вкрадчиво прошептал Торрес. — У тебя что, мозгов не больше, чем у этой бляди?

      Шегран перегибал палку. Так, всё же, не делают. Так стараются не говорить. Но лейтенант поступал сознательно, приблизившись вплотную к своему подчинённому. Он выплюнул вызов в глаза молодому охраннику и с наслаждением старого тигра ждал ответа. Тянулись секунды, наполненные отдалённой музыкой разыгрывающегося во дворе маленького оркестра. Но вместо встречной агрессии Жан побледнел и сглотнул слюну. Молчание стало признанием его поражения. Немногие были способны лицом к лицу встретить ярость бывшего лейтенанта Торреса из Двенадцатой пехотной бригады. Охранник знал, что, если он откроет рот, лейтенант ударит его. Не в назидательных целях и не в воспитательных. Просто за то, что авторитет одного мужчины должен подавлять авторитет другого. Есть хищники, и есть их жертвы. Врождённый, тщательно пестуемый садизм. Так был организован мир этого человека.

      — Виноват, месье, — резиновыми губами проартикулировал охранник. — Максимальная бдительность. Вы говорили.

      Торрес не стал продолжать спектакль. Ему было плевать, бухают его подчинённые, трахаются со служанками или читают Борхеса в свободное время. Но человек за камерами должен оставаться трезвым, потому что сегодня на охраняемой территории собиралось слишком много людей. Суета, алкоголь и шум — Иерихонские трубы, которые разрушают любой охраняемый периметр. Сегодня от окружавших лейтенанта Торреса болванов требовалось просто выполнять блядские обязанности. И выполнять их трезвыми.

      — Вольно, — сказал Торрес, неожиданно аккуратным движением забрав текилу со стола. — Найду твою пизду пьяной через час — попрощаешься с tus bolas. Задача ясна?
      — Ясна, месье.

      Охранник с тревогой ждал, что вот-вот обманчивая выдержка Торреса слетит ко всем чертям и тяжёлая бутылка заедет ему по лицу или окажется в заднице. Но Торрес развернулся и ушёл, ничего не добавив.

      — Клод, — сказал он в коридоре, щёлкнув тангентой. — Ситуация?
      — На месте, — добродушно проскрипела рация.
      — Вода, патроны? Тебе двадцать часов там дрочить.
      — Вода, патроны, зонтик от солнца, se branler и обед а-ля Клод для местных комаров. Моя жизнь — мой праздник, месье.

      Шегран удовлетворённо кивнул. Хотя бы на одного человека он мог положиться в большом озере дерьма под названием Экскаватричес.


      * * *


      Люди Латинской Америки любят вечеринки. Это течёт в южной крови. Сиеста, фиеста, фестиваль, карнавал; они живут и убивают с лёгким сердцем. По крайней мере, Математик Жюстен относился к таким людям. Кипучая энергия жила в его теле. Фонтанировала в рокоте смеха, гнездилась в уголках глаз. Мясистое лицо этого человека легко складывалось в маску хохочущего сатира или принимало вид персональной готовности к корриде. Жюстен был скор на расправу и так же скор на щедрость. Он говорил громко и много, обильно ел и, подобно Эрнесту Хемингуэю, не носил дома обувь.

      Сейчас босые ноги Жюстена Поля-Жерара Паскаля холодил наборный мрамор на солнечном балконе его асьенды. Над белокаменными перилами открывался вид на яркий, залитый солнцем тропический рай. Широкая река золотилась в рассвете, а вода лагуны, специально очищенная от органических примесей с помощью аэраторов, приобрела ярко-голубой оттенок. До самого горизонта простиралось влажное море сельвы, здесь и там поднимались горбы могучих акаций или восьмидесятиметровых сейб. Туман скрадывал очертания джунглей, и вилла словно плыла в бесконечности времени и пространства. Подхватив с плетёного стола бокал апельсиновой тафии, местной водки, Жюстен созерцал мир, которым владел.

      За распашными дверями-жалюзи был виден интерьер большой спальни с широкой кроватью в центре. Солнце плясало на розовой плитке и роскошной шкуре ягуара, постеленной в её изножье. Когда Жюстен отвернулся, на пороге спальни бесшумно возникла стройная фигурка девушки. Она по-детски старалась наступать в тёплые солнечные пятна, перепрыгивая между ними, словно играла в классики. Не утруждая себя одеванием, девушка ступила в теплоту тропического рассвета, жмурясь на солнце. В её смуглом лице читалась европейская красота, приправленная неясной индейской кровью. Креолы были потомками первых европейских колонистов, поселившихся на южноамериканской земле и постепенно смешавшихся с аборигенами. Тем не менее, называть их простыми метисами — значило не понимать глубину и сложность этнических культур южного континента. Креолы были не просто расой или группой со своим необычным языком. Они считались практически кастой, присутствуя как своеобразный символ на банкнотах некоторых государств, в политических программах и социальных пирамидах. Софи Бонне родилась и выросла в Гвиане, унаследовав от предков и горячий темперамент, и спокойствие индейской натуры. Она прижалась к Математику Жюстену со спины, обвив его талию, и тот ощутил исходящее от её молодого тела тепло. Лишённое одежды, загорелое, пряное, оно горячило так, что тридцатиградусная жара ненадолго перестала существовать для хозяина виллы. Несмотря на всю свою мудрость, всю жестокость и могущество, Математик Жюстен пал жертвой тех же чар, что погубили до него и Цезаря, и русского царя.

      — Красиво, — пробормотала Софи, устроив подбородок на плече Паскаля, и тут же добавила: — Ты неудобный и круглый. Куда на тебе столько мяса?
      — Считаешь, что я толстый? — проворчал Жюстен.
      Софи заглянула в лицо наркобарона, изучая его настроение, и только потом ответила, игриво спрятав ладони под его льняной рубашкой. Паскаль с удовольствием чувствовал прохладу ладоней, поднимающихся от крупного живота к груди. Он не понимал, как её руки остаются холодными, когда тело было таким горячим.
      — Подумала и признаю ошибку, — прошептала Софи. — Мужчины должно быть много.

      Паскаль только покачал головой. Некоторое время они продолжали смотреть на непроницаемый ковёр джунглей. Тот вставал над лагуной словно зелёная волна, грозящая захлестнуть причалы и служебные сараи. Внизу белели катера. Часовой неторопливо прохаживался на вышке посреди островка, а гидросамолёт с треском винтов разгонялся по воде. К полудню он доставит на виллу последние запасы к намеченному празднику. Жюстену исполнялось пятьдесят. Он не хотел большой публичности.

      — Если бы я не знал, что тебе платят, чтобы ты жила со мной, я бы влюбился, — задумчиво отметил le revendeur, по-крестьянски отхлебнув тафию.
      — Мне не платят за то, чтобы я спала с тобой, — ореховые глаза Софи с лаской прижмурились, повторяя мягкую улыбку на губах.

      Она лгала.


      * * *


      Три часа в пути пролетели почти незаметно. Когда сумерки опустились на джунгли, покрыв реку сплошным ковром фиолетового марева, яхта сбавила ход. Теперь она шла не в стремнине, ей постоянно приходилось давать повороты в сужающейся протоке. Бивис не видел этого, но в точности те же манёвры выполнял проводник, ведущий резиновую лодку его напарника. Временами мангры подступали так близко к её бортам, что над палубным леером наклонялись их широкие и мясистые листья, покрытые блестящей от воска кутикулой. Зажглись огни, окружив катер уютным медовым светом, а разговоры сами собой стали глуше. Теперь итальянская яхта выискивала путь в темноте прожектором, а над деревьями впереди поднималась слабое световое зарево. Гулкое эхо пронеслось в небе вместе с ярким силуэтом заходящего на посадку вертолёта, и стюард громко объявил, что гости могут готовиться к высадке.

      Лагуна открылась внезапно. Она выступила из фиолетового марева ярким пятном, украшенным разноцветными нитями гирлянд и красными крышами белой как снег гасьенды в глубине парка. Центр её полукруглого бассейна занимал крошечный островок, покрытый кустарником и декоративными камнями. С поднимавшейся над островом сторожевой вышки бил прожектор, описывая круги по воде и пытаясь достать даже до противоположного берега. Судя по равномерности его движений, им управляла автоматическая система, наверняка дублирующая луч прожектора фокусом камеры видеонаблюдения. Впрочем, и без прожектора хватало света: два блока ламп, полыхавших синим пламенем дневного света, были установлены на берегу — на краях каменной стены, опоясывавшей поместье. Их с лихвой хватало, чтобы видеть рябь волн на воде, поднятых винтокрылой машиной. Освещение двора и вовсе заставляло ночь отступать к завесе деревьев, а взамен дарило взгляду блистательный парк.

      Трёхэтажная вилла в стиле колониальных вельмож поднималась над открытым пространством между лагуной и террасой, опоясавшей её первый этаж. Если смотреть со стороны реки, слева к ней примыкало длинное строение, возле которого сновали официанты и курили двое неприметных мужчин в пятнистом хаки, а правая часть двора оставалась в полутьме. С катера Бивис видел сетчатые заграждения и крепкий забор из параллельных металлических трубок, который опоясывал нечто вроде маленького рукотворного болота размером с пару теннисных кортов, но других деталей рассмотреть не успел — яхта вошла в сердце светового поля, повернувшись бортом к длинному пирсу.

      Публика на палубе взорвалась аплодисментами, а гитарист издал несколько бравурных аккордов. Навстречу катеру по пирсу шагал грузный мужчина в полотняных брюках и расстёгнутой до пупка белой рубашке. Он шёл босым, но на груди и толстых руках блестело золото. Его широкое лицо сияло в зубастой улыбке, а над большим лбом кудрявился венец седых, но ещё буйных волос. По традиционным законам гостеприимства сеньор Паскаль, известный Бивису по фотографии и прозвищу Математик Жюстен, лично встречал своих гостей.

      Рядом с ним, скромно сложив руки поверх небольшого клатча, держалась смуглая девушка в закрытом синем платье. Но строгость наряда играла с ней злую шутку, подчёркивая спокойствие позы и мягкость лица. Наверняка она сознательно избрала этот почти офисный стиль, отлично зная о сексуальном контрасте с шикарными нарядами гостей. Бивис видел и её фотографию — Софи Бонне. К сожалению, до встречи со служанкой он никак не мог уточнить, знает ли она о предстоящей эвакуации, и, если да, то как к ней относится. Сейчас весь вид Софи демонстрировал одно удовольствие от её скромной роли в тени богатого гвианского пеззонованте.

      В полушаге за спинами хозяев замер третий человек. Бивис едва не пропустил его присутствие, но профессиональный инстинкт указал ему на упущенную опасность. Человека выдали штаны. Вместо брюк или коктейльных чиносов человек носил плотные чёрные штаны с накладными карманами, а взамен туфель на его ногах красовались неброские спортивные кроссовки. И никакая рубашка уже не могла спрятать от взгляда Аарона, что он видит перед собой военного. Сами военные думают, что отлично умеют прятаться в толпе, но это не так. Мало кто не почувствует их тяжёлое внимание, их нескрываемое чувство собственного превосходства, не заметит руки, по старой привычке убранные за спину.

      Teniente Торрес смотрел прямо на Бивиса спокойным, изучающим взглядом. И смотрел на него одного.

Известие о том, что капитан покинул команду Аллонсо застал уже постфактум. Кто-то ему об этом сообщил или сам случайно подслушал - он уже не помнит. Также узнал об остальных потерях при абордаже. Хотя горевать и переживать от этих, откровенно говоря, хреновых новостей не было времени. С небольшой коробкой подмышкой и новой повязкой на руке, он, чуть покачиваясь, вышел из корабля и направился к ближайшей курьерской службе с более-менее хорошей репутацией. Взял бумагу и большими, размашистыми буквами написал торжественно:
“Heretic está muerto en nombre de Dios del sol. Murió con un barco en una batalla de Ataraxia. Esto es todo lo que pude sacar de su cuerpo antes de que la nave explotara. Dios bendiga el Nuevo Orden de Aviega. Que la Emperatriz Eterna sea quemada en el suelo bajo su luz.”
Бумагу сунул в конверт, а конверт - в коробку, рядом с окровавленным поясом с дорогими фамильными ножами, заляпанной ею же старой фотографией и мизинцем. Оплатил отправку посылки оставшимися у него личными кредитами. Коробку должны были доставить прямиком в руки Министерства Веры на родной планете. Если повезёт, то выйдет так, что беглый благородный аристократ умер раз и навсегда.
По возвращению на корабль Аллонсо не стал дожидаться пока в голову заберутся сомнения и он заберёт посылку обратно. Парень просто загрузил себя работой. Капитана нет, а груз есть. И сам себя он не продаст, хотя очень хочется. Тем более, что нужно уладить вопрос с долгом, иначе новая жизнь окажется неприятно короткой. Согласовав и устроив встречу с местными скупщиками и работорговцами, а также организовав местных докеров на разгрузку, Аллонсо начал сбыт груза, закупку мелочей и, самое главное, возвращение долга.

По завершении, когда последние аппараты со станции техобслуживания были погружены в транспорт покупателя, он вернулся на корабль. Тут стало как-то непривычно спокойно. Даже жутко. Или это у него всё ещё переживания от содеянного ранее? Не важно. Добравшись до мостика с удивлением обнаружил, что в его отсутствие команда проголосовала за выбор нового капитана. И этим капитаном неожиданно стал сам Аллонсо. Опешив, он не удержался на ногах и рухнул задом на капитанское, теперь уже его, кресло. В голове зароились мысли: почему? Зачем? Как? Начали подкатывать страх и волнение. Впрочем, метод борьбы с этими чувствами он уже знает. Сначала нужно сделать запланированные дела, всё остальное - потом. По местной связи объявил, что отправляется за рекрутами и ему необходима в этом помощь добровольца.
Уже собираясь уходить, заметил, что мистер Карлайл, будучи на посту, не проверил входящие сообщения на своём терминале не смотря на уведомление о новых поступлениях. Видеоосообщение от Ральфа Нодсена было коротким, но информативным. Не откладывая такое заманчивое дело в долгий ящик, отправил Ральфу ответ, в котором уточнил, что предложение заинтересовало, но хотелось бы связаться дополнительно для уточнения деталей.

Господа наслаждались приятной беседой о грибах, скететах и голове эльфа, Бен попутно сервировал поднос в меру своего разумения.

Полуорк, Томми и Махди в беседе не участвовали, они наслаждались сервировкой подноса. В пользу сервировки в качестве похвалы можно было с уверенностью сказать: Бен был щедр. Он аккуратными кучками укладывал на поднос всё съедобное и аппетитное, что нашел на столе. Если оно плохо помещалось, он складывал еду послойно, немножко её сплющивая, чтобы больше влезло.

Таким образом, на подносе имелся сдавленный бифштекс, жатая рыба, утрамбованный салат, слепленные в комочек печенья, несколько плотно утоптанных вареных картофелин, склеенных с сырой морковкой, завернутых в листья салата, почти не помятый ягодный рулет с аккуратно придавленным сверху паштетом, грибочки в малиновом желе возлежали сверху, как вишенка на торте.

Собрав это всё, Бен был готов. Готовы были и его спутники.

Из кухни, как быстро выяснилось, вели два пути (исключая тот коридор, по которому их сюда привели). Первый путь вел в кладовку - и там поднос Бена пополнился лимонами, которые тоже пришлось немного сдавить, чтобы поместились, а также пачкой чая Эрл Грей, бутылочкой бренди, бутылкой вина и сушеным горохом, который пришлось чуть ли не отвоевывать у наглой жирной крысы. Крыса сердито встопорщила усы и удрала, явно затаив злобу.

Второй путь вел через тамбур в круглое помещение, где в глаза бросался большой стол, уставленный странными склянками, ретортами, приборами и свитками.

- ОСТАВИТЬ ХНЫКАНЬЯ, РЯДОВОЙ!!! - командирским тоном рявкнул Усатый, когда рядом внезапно возник курсант Григорий. - ПРИКАЗА РЫДАТЬ НЕ ПОСТУПАЛО!!! ТАК ЧТО ЗАТКНИ СВОЕ ХЛЕБАЛО, ВЫТРИ СОПЛИ И ВСПОМНИ УЧЕБКУ, СОЛДАТ! ПОЛНЫЙ БОЕВОЙ ВПЕРЕД, И ЧТОБЫ НИ ЗВУКА, НЕ ТО Я ЛИЧНО ПРИСТАВЛЮ ТЕБЯ К ТАКОЙ НАГРАДЕ, ЧТО ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ О ТОМ, ЧТО НЕ БЫЛ СЕГОДНЯ РАЗМАЗАН ТОНКИМ СЛОЕМ ГОВНА И ВНУТРЕННОСТЕЙ ПО ЭТОМУ ПОЛУ, ТЕБЕ ЯСНО, СОЛДАТ?!!

Усатому было жаль парнишку. Нечего таким делать на передовой. Но жизнь сурова, и времени на то, чтобы лить слезы, у них нет. И, если ужас, который он был готов вселить в нежное сердце ребенка, спасет курсанту жизнь - значит, это его, майора, долг перед отечеством, заставить этого мальца усираться от страха перед ним, старшим по званию, и бежать вперед, выполняя приказ, позабыв о настоящей, смертельной опасности, что способна вогнать в ступор и не таких храбрых сосунков, каким был Гриша. Который рыдал, но, чтоб его, полз!

Под балахоном скрывался вполне себе даже не слишком дикого вида человек. Не слишком приветливый и вежливый, судя по тем высказываниям, которыми он наградил обернувшегося волком Тумбса и подоспевшего Ланса. Когда мимо последнего проскакал странного вида волк с большой головой и не слишком длинными лапами, следопыт был слишком занят, чтобы реально оценить всю странность ситуации, а когда уже Ланс достиг выхода из отнорка на свет божий, волку уже обернулся обратно почтенным дворфом, пусть и несколько проигравшим с схватке с противником. Колдун не только быстро бегал по узким тоннелям, но и ловко лягался, не позволив схватить себя волчьим челюстям.
В кулаками большого и сердитого следопыта у него так не вышло, так что не смотря на активное сопротивление (Ланса успели заплевать, попытались укусить, но подавились свистком, потом лягнуть... чего только не предпринималось колдуном) вскоре наемник сидел на повязанном хозяине подвала. Тот был даже не слишком бородат для отшельника, в меру причесан, с мешками под глазами и умеренной бледностью. Серебряный свисток с рунами у мужчины отобрали и теперь он достался Лансу.
- Проклятая шавка, если бы не она!
Колдун попытался еще раз извернуться, чтобы пнуть дворфа ногой. У него не получилось, но из коридора вслед за следопытом и друидом так никто и не вылез поглядеть, как тут успехи.

Фиолетта явно напуганная увиденным добежала до своих настолько быстро, как редко вообще бегала. Разве что от облав конкурентов или стражников (в их лучшие дни) приходилось уходить быстрее. Пока там, сверху, это нечто ползло. Хорошо хоть не слишком торопливо, но целеустремленно. Те, кто выбрался обратно посмотреть на то, что увидела мисс Шанс. Омерзительное, противоестественное, богомерзкое существо. Даже два таких.

- Кэп ЭрДжей сказал "отличная работа", Марко! Ты слышал, да? Мы отлично поработали! "Отличная работа", Марко! - сканер подвергся очередному сеансу бурных эмоций мисс Сарк. Кажется, сдержанная похвала капитана удвоила ее и без того зашкаливающий энтузиазм.

- Так точно, Капитан, вести цели, следить за "Хорном"... - прошептала Катти, не отводя взгляда от экранов. Через некоторое время, чтобы лучше сосредоточиться, она стала вполголоса напевать какую-то песенку.

Общее

Связь плюнула у всех в ушах со звуком упавшего на металлический пол болта. На экране мостика появился железный череп с плывущим красным фоном. Он рычит и шипит, как издыхающий радиоприёмник, который думает, что он бензопила.

ALLSYSTEMSNOMINAL!!!

В этот раз полёт на Гилу не было ошибкой. Такое решение Аллонсо принял ещё находясь на больничной койке, тщательно взвесив все варианты. Если даже у него получилось спастись, значит ещё кто-то из команды мог уцелеть. Нужно было найти их. Возвращаться к жизни загнанного волка-одиночки желания не было. Добраться сюда было проще, чем казалось по-началу. Пускай Ал не был крутым навигатором или закалённым в боях штурмовиком, он всё-таки имеет опыт космических путешествий, а от дешёвой рабочей силы мало кто откажется. Особенно торгаши с самой Гилы. Они думают, что нагнули очередного лоха, хотя на самом деле ими просто воспользовались. По крайней мере так хотелось думать самому Аллонсо.
Достигнув точки назначения, парень отправился в банк. Точнее в учереждение, которое тут принято так называть. Сняв денег со своей крайне скудной заначки "на чёрный день", он в первую очередь нашёл себе жильё на пару дней и привёл себя в порядок. И только потом, посвежевший, целеустремлённый, в боевом расположении духа, Аллонсо принялся за дело и начал поиски уцелевших из своей команды. Начал, по привычке, со сбора информации в инфосети, а дальше - по знакомым питейным заведениям. К изрядному своему удивлению, цель была найдена очень быстро: капитан уже собрал вокруг себя уцелевших и собирался поднять вопрос о новом судне. Впрочем, радость быстро сменилась конфузом. Среди выживших были в основном люди, сильно превосходящие его по старшинству. Из старых товарищей матросов уцелел лишь Малькольм. Аллонсо почуствовал себя белой вороной среди этих опытных вояк и офицеров. Но с другой стороны... "Я выжил. Как минимум в этом я не уступаю им!" - сказал он сам себе и кинул в общак практически всё, что у него было, оставив только сумму, достаточную, чтобы в случае чего немедленно улететь с Гилы в ближайшую систему. Всегда нужно иметь "План Б".
И вот, они уже на их новом корабле. Медицинский осмотр у пугающе хладнокровного Мясника, затем работа на погрузчике с переносом на борт необходимых материалов и запасов, а после - обустройство в каюте. Сложил вещи в шкафчике, семейное фото спрятал в тумбочке. Нацепил на пояс ножны со традиционными ножами, больше напоминавшие кинжалы, выслушал речь капитана, отправился изучать корабль. Нужно было так же найти Вонни или Ключника и попытаться получить технические чертежи судна. Потому что всегда нужно иметь "План Б".

Вторая вылазка в леса за монетами прошла получше. По крайней мере на поляну вернулись все, кто ушёл, пусть и в более мутном, хромающем или заикающемся виде. Сол, естественно, использовал результаты как пример того, почему коперацея это хорошо и полезно. То, что отделившийся от отряда в сторону кладбища Сержант приковылял в надтреснутом виде только укрепило уверенность Сола и поспособствовало увеличению количества воплей в стиле "Вот! Наглядный пример! Понели? Так это работает!"

- Слушать сюда! Адин раз абъясняю!, - Сол снова вылез на видное место(на этот раз не на Гришу, так как тот уже мог стать довольно рыхлым), - Поскольку мы один отряд, у нас идиная матриальная база! Метаральная. Матеряльная. Общак короче! Это не толька монет касаеца! Если нашёл чёто полезное, но не умешь пользоваца - отдай тому кто умеет, а не тупо с собой таскай! Если умешь пользоваца - делись! Вон как Дафна с ядом. Кстати где она? Чёртовы пикси, хер найдёшь когда нужны! Ладна, сам покажу, - хобгоблин поднял над головой точильный камень, - Вот я нашёл эту хрень! Ей точат оружие, шоб лучше рубить! Так что у кого на оружении не ржавый кусок говна или ветка - тащите всё ко мне, заточу. Безвозмезно, то есь на халяву. Но не тебе, лентяй хренов!, - Сол показал топором на Роя, - Чо, думаш самый умный, раз всех многа, можно нихера не делать, за тебя ктонить всё сделает? Хер там! Не так работает! Буш должен, а не вернёшь - вообще помогать не буду!

Помимо возможности заточить то, что не ржавое говно и не палка, точильный камень был так же полезен тем, что теперь Сол затыкался чаще, потому что в свободное время не только штопал штаны, но ещё и точил свой топор, который теперь выглядел более угрожающе.

"Если ты когда-нибудь встретишь мага, бей его по башке и не разговаривай. Вся их магия у них в голове, а без головы они тебе не навредят".
Это Кио как-то сказал один очень храбрый самурай, который всегда и везде успевал первым. И к предкам тоже ушел в числе первых, но как истинный герой и могучий воин. Не всякий человек отважится первым оказаться на стенах вражеской крепости.
А сейчас его слова вспомнил стрелок и мгновенно вскинул свой лук, чтобы не дать колдуну закончить начатое тремя стрелами. В голову. В шею. В его черное сердце.

За время, прошедшее с момента первого сбора, пестрая компания успела изрядно поредеть, но те кто остался в строю стали очевидно крупнее и зубастее. В большинстве своем. Естественный отбор в действии - одна из основных аксиом жизни в лесу.

Зловеще посмеивающийся Сержант поблескивал в глубине своих пустых глазниц загадочными огнями нового запретного знания. Подросший Сол штопал норовившие каждый раз разойтись на заднице от резкого движения штаны. Перемалывал камнем до однообразной каши свой завтрак беззубый крокодилоид. Готовила микстурки ядовитая фея. Рой прикидывал влезет ли на стену над его камином обезношенная голова Гриши и кого заставить ее туда тащить если да. Кнотт с перемотанной тряпками и намазанной вонючей мазью рукой помогал как мог Белке распутывать перемешаашиеся силки. Бвана посвящал время деликатному ухаживанию за дамой сердца, преображения которой, кажется, в компании не заметил только он. Ну и разумеется Шорсть, у котрого так никто пока и не рискнул попробоваь отобрать заветную карту, радостно потрясая оной носился по поляне, ища кого бы попробовать заставить надраить палубу и подтянуть галсы на бризань-мачте.

Выглядела карта на редкость примитивно - сплошные контурные линии да условные обозначения, большей частью, не считая, конечно большого красного креста, непонятные. Но, как оказалось, тот кто держал в руках уверенно мог отличить зюйд-зюйд-ост от норд-нордвеста и даже в отсутствии приличной лохани и моря был уверен в способности своей проложить по ней приличный курс, а не просто ломиться напролом к кресту, географическое направление которого чувствовалось держащим карту интуитивно, благодаря чему-то вроде встроенного в нее компаса.

Впрочем, перед тем,как отправляться на поиски новых приключений, компании возможно стоило задуматься,не задержаться ли тут на недельку, а то и несколько, дабы подготовиться к походу запасаясь зельями. Благо, теперь, когда карта уже у них - торопиться особо было некуда. А если немного обнаглеть и воодушевиться победой над троллем - можно было подумать так же и о том, чтобы сразиться с кем то еще из субботних, или даже воскресных "Боссов".

- Я, между прочим прошел, курс боевой подготовки на отлично.
Дени грозно потряс оружием.
- Так что без проблем, всех развалим.

Как оказалось, Стечкин ошибался. Мины штука такая, которую так просто не развалить.
- Рембо? Алекс? Настало твое время. Я не проходил подготовку сапера.

Комбинация стараний Кнотта оперативно собравшего вновь расплескавшуюся от попадания дубины целебно разумную слизь и снабдившей Добролизю питательным нутряным жиром народной пиратской медицины дала практически сразу продемонстрировала свою эффективность... а чуть позже кое-какие странные побочные эффекты.

Впрочем, вначале собравшийся и вновь открывший "нарисованные" глаза Добролизя, как всегда волновавшийся в первую очередь о своих друзьях, немедленно и громко поблагодарил спасших его, после чего поинтересовался кому нужна помощь. И даже не дожидаясь ответа вырвался из рук черного гоблина укатываясь к Белке которому помощь требовалась сейчас больше всех. Тем не менее рвение Кнотта пытавшегося защитить слизня не осталось незамеченным, и телепатированное ему "Спасибо друг!" было подкреплено целым букетом приятно пахнущих позитивных эмоций и образом благодарно обнимающем его Добролизи.

Скользнувшие между намотанными на Белку кишками ложноножки шедро смазывали раны гоблина лечебной слизью, в отличие от печени продемонстрировавшей немедленный результат. Едва заметное прерывистое дыхание, умудрившегося обойтись без серьезных переломов и недоступных поверхностному втиранию тяжелых внутренних травм, гоблина стало ровным, а к нему самому стало возвращаться сознание.

Убедившийся что жизнь друга вне опасности Добролизя уже развернулся что бы заняться ожогами Кнотта, когда обнаружил что копье ядовитой феи вновь поразило союзника, причем на этот раз им оказался совсем недавно спасший целителя кубический паладин. Даже не думая ворчать на неосторожность крылатых друзей или подвергать сомнениями что произошедшее было трагической случайностью, слизень посмешил на помощь собрату торопливо вытаскивая из него шип и компенсируя яд переливанием целебной слизи.

Где-то в этот момент слизень обнаружил упомянутые ранее "побочные" эффекты что вызвало накопление опыта и хорошее питание. Весь запиханный в Добролизю жир тролля уже растворился, шустренько переварилась прихваченная печень, заставляя слизня начать резко набирать массу. И почему-то приобретать гуманоидную форму, немного неряшливую по сравнению с аккуратностью предыдущей, но сохранившей округлую шарообразность аж в сразу нескольких местах.

"О. Настоящие руки!" - удивленно и радостно отметила отошедшая от спасенного куба и рассматривающая заменившие коротенькие ложноножки конечности слизньяша.

      Отсутствие потерь — лучшая награда в той битве, которой не удалось избежать. Паладин мог гордится собой и попутчиками, ведь не будь их в повозках, все могло сложится иначе, и пока он бы разбирался с виверной — пострадали бы простые люди. Значит, бог предвидел это и направил всех правильно. Что до трупа виверны, то Хайнриху до него не было дела. Он не какой-то наемник, которому нужно доказывать свои подвиги и хвалится трофеями… Ну ладно, может и стоило забрать башку, однако рыцарь был слишком расстроен тем фактом, что чудище оказалось не столь могуче и свирепо как он представил вначале. Чем тут хвалится? Словно конфету у ребенка отобрал, смех один. Впрочем, от денежной награды он не отказался, но лишь потому, что множество проблем этого поселения требовали скорейшего решения, а заниматься всеми эти мелочами в одиночку было слишком муторно. По той же причине он попросил разделить награду на восемь долей и разложить по мешочкам.

      — Разумеется, я сделаю все возможное чтобы принести покой и процветание в ваш прекрасный город. Можете не сомневаться, любое зло, что покусилось на славных жителей Косули и его окрестностей, будет наказано по справедливости. — В общем, паладин, приняв награду, отправился разыскивать тех, кого послала ему судьба. Благо, что городок, неизвестно каким образом получивший свой статус, был небольшой.

      Для начала, он отдал тридцать монет своему сотоварищу.

      — Брат Идрик, это твоя доля, постарайся хорошо отдохнуть и помолись за меня, боюсь что я буду занят и не успею сегодня посетить церковь. Я чувствую, что вокруг вокруг этого города скопилось так много зла, что нам потребуется помощь. Те люди, что ехали с нами в повозках, хорошо себя показали и я попробую заручится их поддержкой.

      Первым делом Хайнрих нашел того бойца, что теперь носил на щите его цвета.

      — Харги! — Окликнул он воина, — Тебя ведь так зовут? Сейчас мне, как никогда ранее, нужны хорошие бойцы, а ты явно из таких. В округе явно творится что-то неладное, раз даже болотные жители подняли головы. — Рыцарь протянул парню мешочек с монетами, — Могу на тебя рассчитывать? — Даже если и нет, Хайнрих бы все-равно отдал деньги, заслужил.

      Дальше по списку был стрелок, похоже охотник, что мог и в бою помочь, и негодяев в лесу выследить. Засаду он конечно проспал, но не может человек вечно на посту быть, поэтому рыцарь его и не винил.

      — Будь здрав, охотник! — Рыцарь подошел к Лансу, — Прости за прямоту, но ты случайно не из местных? Мне нужен человек хорошо знающий леса и человек хорошо стреляющий из лука. Кажется, я нашел обоих. — Хайнрих улыбнулся и протянул мешочек с монетами. — Твой задаток. Жду тебя завтра на постоялом дворе, а пока пойду разыщу остальных. Не видел того дварфа? Как там его, Дедж.. Дед-д-д, тьфу, Дердж. Язык сломать можно. Думал он с тобой, на лесника похож…

      Дварфа тоже пришлось разыскать. Хоть паладин и не был мастером стратегического планирования, но прекрасно понимал, что по лесам и болотам в поисках источников Великого Зла полазить придется основательно, а Дердж, похоже, был из тех, что в лесах обитает постоянно, причем питаясь травой да кореньями.

      — Доброго тебе дня, да будет длинна твоя борода и крепки твои руки, дварф. Как твое здоровье? Зажили раны, что нанесли бесчестные грабители? — Хайнрих все-таки не решил звать Туумбса по имени, во избежание, — Слышал я, что любые леса тебе словно дом, ведь так? Мне потребуется такой мастер лесничий, дабы окончательно искоренить зло, что нависло над Косулей. Поможешь мне? — Мешочек с монетами перекочевал и дварфу, — Вот, возьми, отдохни и поправь здоровье, а завтра, как подумаешь, на постоялом дворе увидимся.

      Мудрость и проницательность подсказывали рыцарю, что зло могло укрыться даже тут, в самом городишке, скрываясь в тенях и гадя добропорядочным жителям исподтишка. Поэтому, далее паладин отправился искать Фиолетту. Нет-нет, вовсе не затем, чтобы обвинить в сговоре со злом, ведь снаряды из её пращи разили нападавших не хуже меча. Впрочем, найти её было сложно, но Хайнрих подумал, что зайдя через торговца зельями можно и… ах да, черт возьми, постоялый двор же всего один.

      — Уважаемая! — Обратился к мелкой рыцарь, смутно подозревая, что так к ней обычно обращалась стража разыскивающая воришек, — Я был поистине поражен вашей отвагой, и вы прекрасно проявили себя в бою. Никогда бы не подумал, что в столь малой груди бьется столь большое и отважное сердце. Я бы хотел, чтобы вы помогли мне отыскать зло, что может ударить не только снаружи, но и заразить город изнутри. — Хайнрих отдал еще один кошель с монетами, — Это ваш задаток и благодарность от спасенных селян. Надеюсь, мы еще увидимся завтра?

      Наконец, Хайнриху нужна была магическая поддержка. Жалобы городского головы были довольно подозрительны, и было похоже, что одного острого меча и твердой руки тут будет недостаточно. Парочка магов различалась как небо и земля и, скорее всего, хорошо дополняла друг-друга, а значит договариваться придется с обоими. Причем, с людьми учеными рыцарь ладил не очень хорошо. Или они с ним. Хм.

      — Господа, — рыцарь в знак уважения снял шлем целиком, а не просто откинул забрало, — прошу прощения что в прошлый раз не представился. Меня зовут Хайнрх Т'Харт и я рад, что вы сопровождали нас в дороге. Наверняка у вас сейчас есть и другие, более важные дела, но я хотел бы попросить вас о помощи. Те дикари, что напали на нас по пути сюда, лишь малая часть нависших над городом угроз. Боюсь, что без помощи адептов магических искусств мне будет непросто с ними справится. Поэтому я был бы рад если вы мне поможете, хоть советом, хоть делом. — Паладин передал еще один мешочек, что на сей раз был в два раза тяжелее. — Это в знак благодарности от меня и местных жителей. Надеюсь на вас и буду рад выслушать, завтра, на постоялом дворе.

"Славное было рубилово!" — гордый собой пират Чахлая Борода отряхнул с комзола утиные перья и выступил на первый план. — "Свистать всех наверх! Отдать швартовы! Полундра! Пивная, ещё парочку!"

Шорсть икнул. По тельцу прошла мелкая дрожь. Газы опять предательски испортили атмосферу праздника. Выпрямился, приосанился.

"У меня морская болезнь..." — загнусил Мокрая-Лапа, но на него опять никто не обратил внимания. Оно целиком и полностью было сосредоточено на Чахлой Бороде. Ну и на поддержке организма в вертикальном положени. И на контроле кишечника. В большей степени на последнем, чего греха таить.

Крысолюд покопался в вещмешке, с удовлетворённым "Ага!" достал кусок красной тряпки и залихватски повязал на голову.

В черепушке стало теснее, но пират заверил, что ходил на лоханях и помельче и вообще "Не сцать, салаги!". Почему он ходил и что такое "лохани" Коллеги спросить не решились, косясь на дорожку из соплей и перьев тянущуюся куда-то в сторону основания черепа.

Шорсть с гордым видом поставил железный протез на валяющийся рядом череп и широко улыбнулся во все шестнадцать:

— Грот-мачта! Стаксель! Гальюн! Такелаж его в рангоут! — глаз сощурил. Оглядел всех внимательно. — А где море?

- Так "начальству" тому ты нахрен не нужен, - спокойно сказал Сержант - не прими на свой счет, пацан, но ты мелкая муха с гонором. Равно как и я - просто старый скелет, которому не лежится в могиле. Так что можешь конечно подлизаться к троллю там или какому орку крутому, но скорее всего они тебя прихлопнут и не заметят.
Сержант заржал
- Или можешь быть реалистом и держаться общества себе подобных

- А ваш же и сказал, а я подтвердил, або мысль умная! А тебе че не нравится!? Умный самый!? Монеты есть? Давай в кучу кидай а то найдем!
Так же из-за широкого (относительно) плеча Кнотта распинался Шмырь.

Корабль разбойников приближался. Но от чего ещё не слышно криков, которыми пираты обычно распаляли себя перед абордажем и запугивали свою цель, где зычный пропитый голос капитана, раздающего команды и звон колокола, призывающий команду подняться из трюмов на палубу? И от чего движения команды так хаотичны и нескладны? Паладин пригляделся и сильнее сжал булавы. На палубе корабля копошились мертвецы. Если простые живые бандиты ещё заслуживали хоть капли жалости и сострадания, ведь были всего лишь оступившимся людьми, не известно по каким причинам избравшие путь преступников, то нежитью двигала исключительно злая воля того, кто заставил мертвецов вновь пойти по земле. Священным долгом каждого служителя света было приложить все усилия, чтобы вновь упокоить тех, кто должен лежать в земле. Ради них самих.

Между тем, с осквернённого корабля ответили залпом и боевыми заклятьями. Ну конечно, ведь большие группы нежити часто сопровождают управляющие ими адепты тёмной магии. Смертоносный обстрел, впрочем, не заставил Паладина пригнуть головы и даже когда одно из заклятий попало в его руку, воин не попытался укрыться, продолжая стоять в полный рост. Попадание было ощутимым, но, слава Матери, лишь касательным, а доспехи защитили от возможного влияния тьмы. Однако не у всех имелась столь же крепкая и надёжная защита. Маленького оруженосца, в котором характерный запах выдавал сельского паренька, задело копьём, будто созданным из тьмы. Слава Матери и Отцу, рана была неглубокая, очевидно божественная защита корабля ослабила удар, который вполне мог убить мальчишку. К счастью, оруженосцем тут же занялся шаман, послав к нему одного из своих духов, чтобы тот исцелил ранение.
- Осторожнее. Даже лёгкая рана, нанесённая проклятым оружием, может быть опасна, - обратился Паладин к мальчику и благодарно кивнул шаману. Пусть он и взывает к Матери весьма экстравагантным способом, но всё же служит свету и его эфирные птицы не хуже чудес помогают товарищам. Затем Паладин снова обратил свой взор к приближающемуся кораблю и почти сразу опытный взгляд выхватил из толпы умертвий, сгрудившихся на палубе, фигуру в мешковатом одеянии, увешанную мерзкими амулетами из костей, самый большой из которых болтался на шее, мерцая зловещим тёмно-красным светом. Служитель тёмного еретического культа. Это он послал заклинание, поразившее оруженосца. Бьёт по слабым, желая пополнить ряды своей мёртвой свиты!

Праведный гнев разгорался в душе Паладина. Если и существовали на свете те, кого он ненавидел, так это лживые пророки и служители злых богов, что добровольно отдали свои сердца и души тьме. Стоило кораблям сойтись как бронированная фигура одним прыжком перемахнула через борта, заставив прогнившую палубу осквернённого судна заскрипеть под своим весом, взревела:
- Взывай к своим тёмным богам сколько хочешь, нечестивец, они тебе не помогут! Сейчас ты ответишь за свои прегрешения!, - бросилась к фигуре в балахоне и обрушила на неё град яростных ударов.

Страшно. Высоко. Падают товарищи пронзенные стрелами или утаскивают их духи. Надо что-то бы сделать. Примерился было Кио стрелу пустить, но оценил шансы и не стал этого делать. Вместо этого заорал:
- Крепитесь друзья! Осталось совсем немного! Мы уже у цели! С нами святые люди, монахи-отшельники одинаково хорошо владеющие молитвой и пяткой! С нами Рохо Масару, рикоси, о чьей мощи ходят легенды, сокрушивший полчище тигров! С нами прекрасная Цзинь Жолань, способная поднимать смертельно мертвых и кидать негодяев через бедро! С нами Тецумори Сенрюдзаэмон, - по прозвищу Язык Сломаю, но из уважения к самураю и ситуации Кио не стал добавлять этого. - Человек победивший смерть! Человек победивший собственную слабость! Герой войны! С нами солдаты Императора! Люди, готовые до конца идти во имя долга! Вашу печень отказались бы есть даже северные варвары, ведь их разорвало бы от таящейся в ней храбрости! С нами матросы! Люди оседлавшие само небо! Их неустрашимость даже не подлежит сомнению! С нами мерзавец...
В очередной раз вскинув руку с луком вверх Кидо обернулся назад и осекся. Мерзавец выбыл и оттого сердце изо всех сил храбрящегося стрелка на мгновение дрогнуло.
- С нами Сайго Рю, чей ум и язык так же остры, как его копье! Если в веках не останется его имени, как великого воина, так как великого поэта уж точно! Нас не остановить! Победа будет за нами!
И вот теперь Кидо выстрелил по защитникам крепости. Чтобы они как следует убоялись.

- Благодарю, ваше высокое... высоковство... Ну ты понял, короче. - Стыр прижал лапу к груди и склонил голову. Хотя можно было заметить легкую, не злобную даже усмешку. Впрочем, Стыр, даже будучи человеком, действительно не знал, как надо обращаться к высшим людям, кроме как "Пикнешь - прирежу!"
Кинжал действительно был хороший, крайне популярный у охотников, которые любят, чтобы их оружие было качественное и долговечное. Не успев насладиться им и даже как-то привыкнуть к хвату, Стыр услышал сверху какие-то дикие писки. Взглянул наверх и...
- Сека!!! Перебирайтесь быстрее! Ты - направо, я - налево, давай! - это уже принцу. Перехватив охотничий кинжал левой лапой, правой он достал свой трофей и рванул к приземлившемуся крысу слева с криками:
- По одному, крысы, по одному!!!
Подбежав, резко нанес два удара своим мечом, пока противник не очухался после прыжка. Успешно - крыса на удивление успела среагировать на первый выпад, но от второго не получалось никак.

- Бездельничаете?
Вылезая из кибердока Денни прищурившись оглядел товарищей и фыркнул.
- Могли бы хоть поотжиматься от пола для укрепления здоровья. Как я.
Стечкин вылез и вытащил из подсумка медкит.
- Я, правда, чистый протеин вкалываю, чтобы все росло. А вот вам разминка бы не повредила. А эту хрень я разбирать не буду братка. Не знаю что это, но оно явно не входило в стандартную опись оборудования экспедиции. И если сам не хочешь ковыряться, я потом оттащу её на научную палубу. Но что оно такое, выясню. Все собрались, все готовы?

Кио Кидо

Духи недовольны. Они раздражённо мяукают и сонно продирают глаза, осматриваясь в поисках источника беспокойных и глупых звуков. А-а. Это ты. Тебя они не будут есть, Попиратель. Найдётся кому. Но прощают эту наглость тебе в первый и последний раз.

Зашипела, зашкворчала от досады Жолань, когда увидала, что на бумаге вышло, но быстро утихомирилась: того и гляди, услышит кто, встревожится — да вот тот же господин Рохо, например, — придётся ещё показывать печальные результаты своих трудов. А если вдруг начнут утешать и говорить, что ну... хмм... не всё так плохо, вот тут, например, в углу чёрточка получилась почти ровная?.. Вообще стыда не оберёшься.
Даже не выбросить лист — обязательно кто-нибудь сзади из чистого любопытства поднимет.
Смяла Цзинь Жолань неудавшийся свиток в небольшой комок позора, да и сунула в рукав — будет позже незаметно выброшен в костёр, а может, сгодится на какое-нибудь неблагородное дело.

Поёрзала Жолань на широком плече, поджала губы упрямо и разложила перед собой свежий лист. Будет, значит, пробовать, пока не получится. Да и куда уж лучше в каллиграфии упражняться, чем по сторонам унылый пейзаж созерцать, от которого сердце обливается кровью.

А когда все вдруг остановились, оторвалась она от своего занятия — и обнаружила, что вокруг уже всё другое. А прямо перед ними...
Странное чувство посетило Цзинь Жолань — будто бы смотришь на что-то знакомое и незнакомое одновременно. Или, скорее, как будто бы сон вспоминаешь. Но очень давнишний. И даже, может быть, не свой, а чей-то ещё.
А что же это пляшет вокруг?..

Удивительно, но вдруг, без всякого предупреждения, Сайго Рю посвятил оду Сенрюдзаэмону. Стихотворная песнь была странной, ритмический рисунок необычным, явно где-то позаимствованным. Видимо молодой копейщик много где побывал и побродил, потому что каждый раз выдавал что-то совершенно новое и непредсказуемое.
Теперь настал черед самурая слушать про себя. Сохранить невозмутимость лица, не покрыться румянцем под бородой. Только поймать взгляд юноши и приложить руку в жесте благодарности к груди, там где было сердце. Немного не такое горячее, как было, но тем не менее настоящее. Даже как-то полегче стало идти.

В дороге созерцал самурай то, что происходило в скорбных землях Сычуани. Пусть это были не его земли, и не земли его даймё, и не земли его Императора, всё равно неправильно было, чтобы земля была пустая. Сады должны плодоносить, пашни - родить, люди - работать. И так как теперь мыслей у него в голове стало вдруг заметно больше, чем раньше, решил Сенрюдзаэмон вспомнить ту самую мысль, что отложил на потом. Будто кусок янтаря в закрома хаори.
Напряг свою мыслительную мышцу - другого сравнения не нашлось даже теперь - и принялся опять размышлять про железо, про рудники, про полезные железные вещи такие как: гвозди, подковы, кандалы, плуги, сюрикэны, косы, серпы, пилы. Вдруг теперь придет понимание и осознание этой глубокой мысли, пришедшей из-за облаков?

За размышлениями пролетело время и вот они неожиданно оказались перед колодцем. Он определенно был волшебным - вон, следы какие странные вокруг, явно ёкаи натоптали, пока стадами бродили. И огоньки вокруг вились, словно мотыльки. Или светлячки. Или марево над костром. Или огни даоса Эрима, о которых любят рассказывать европейские моряки. А может они не были таковыми? Что же представляли на самом деле?
Не стал идти вперед Тецумори Сенрюдзаэмон. Не от трусости, потому что трусом он не был, а из-за желания на этот раз разрешить вопрос интеллектуально. Хотя бы попробовать, в самом деле.

К своему разочарованию, Ирвин не нашел ничего достойного внимания.

Зато пришло сообщение от доктора Полито:
Я нашла решение. Незадолго до начала вооруженного противостояния научный отдел "Фон Брауна" разработал токсин для борьбы с аннелидами, так называемый токсин-А. Если распылить его через систему контроля во всех трёх отсеках этой палубы, то биомасса, блокирующая шахту лифта, распадётся. Я не знаю, существуют ли запасы токсина, но вы можете изготовить его самостоятельно. Для этого вам потребуется лаборатория (она есть в Научном отсеке на этой и Научно-Медицинской палубах) и хотя бы рудиментарные научные знания. Отправляю вам кибер-модули, загрузите себе их, неучи.

Вместе с сообщением Эвансу пришло пять кибермодулей.

Сайго Рю

Искусство у-шу открылось тебе пока всего одной своей гранью: ушуисты постоянно бьют тебе ногами в лицо. Свернули нос на бок, едва не оборвали уши, сломали что-то... - и всё метят туда же. Иногда с разбега и в прыжке. В какой-то момент хотелось уйти с тренировки, всё равно толку нет: здесь ничего не объясняют, передают знания, как учил Бодхидхарма - "от сердца к сердцу". Но ты проявил стойкость. Возможно, во всём этом есть какое-то сокрытое послание. Возможно, каждый удар, который ты получил, имеет смысл. Чаньцы, само собой, ничего такого не рассказывают тебе. Просто пытаются раскрошить тебе зубы. Когда ты уходишь после тренировки не дрогнув лицом и не издав ни звука жалобы, один из монахов хлопает тебя по спине, улыбаясь лучезарно, и кланяется коротко приложив к груди одну ладонь. Этот бил тебя больше всех.

Эпилог.


Никогда раньше не сталкивавшаяся с приходом зимы, Бала и представить себе не могла, как долго может тянуться это холодное, вымораживающее тебя изнутри отчаянье, порой ей казалось, что вся ее прошлая жизнь сгорела на костре вместе с телом Жизин, и теперь вокруг будет только снег, снег, холод и необходимость пробиваться куда-то через метель и сугробы. Куда, зачем? Но тем ценнее в контрасте с этой сложной тяжелой жизнью, посреди высасывающей из тебя силы холодной пустоты, был каждый источник тепла, что встречался на пути, позволяя отогреться еще немного, чтобы завтра не скатиться в ледяное безумие полной отчужденности.

Тепло идущее из под седла верного феникса, заслоняющего ее собой на этот раз не от излишне большого взрыва, а от холодной метели, которая огненному созданию была куда менее приятна. И все же он предпочитал сам терпеть заставляющий трескаться его кожу ветер, чем оставлять на ветру хозяйку. Тепло объятий Касурил, согревающее ее по ночам. Полукровка куда легче переносила холод, чем чистокровные взрывоальвы, не стеснялась отпаивать перемерзшую Балу грогом и ревниво щипала ее стоит той начать грустить по ушедней в небытие няньке. И тепло робких, напуганных, недоверчивых улыбок беженцев, которым и в голову никогда бы не пришло, что ленивая взрывоопасная принцесса из далекого замка с вершины горы, вдруг станет так выкладываться, для того, чтобы спасти их отмороженные уши.

Зима еще не закончилась, но все же уже нехотя разжимала свою стальную хватку. В Вулканоген, потихоньку, словно рискнувшие вернуться посмотреть, чем все закончилось беженцы в другие провинции, проникало еще одно никогда не бывавшее здесь время года. В Вулканогене начиналась Весна, и первые оттепели показали, что смешавшись с талыми водами просохшая, полная пепельной пыли и минеральных солей почва оказалась весьма плодородна.

Немалая часть «недополка» минотавров присланных Неостановимым вместе с грузом гуманитарной морковки, и со своими не мерзнущими на морозе шкурами и привычкой к тяжелой работе оказавшимися очень полезными в деле спасения засыпанных снегом, на волне всеобщего обожания уже задумывались не переселиться ли им в эти земли насовсем, да и оставшейся морковки вполне хватало на новые посадки. Всего через несколько поколений что пройдут под правлением Милосердной, население Вулканогена – остроухих, темнокожих и огнеустойчивых обладателей рогов, копыт и гибких хвостов с кисточкой в разных их пропорциях, с дроу будет способен перепутать разве что слепой.

Говорят, что то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Но далеко не сразу, и уж точно не навсегда. И все же, пройдя через эту закалку суровой зимой, изнеженная и избалованная взрывоальвийка обрела нечто более ценное, чем доставленные ей в конце месяца доспехи за авторством Златокова. Уверенность в себе и своей способности противостоять трудностям, сложностями и скучностям взрослой жизни, в которую ей пришлось вступить обоими ногами.

В сравнении с болью от собственной бесполезности и беспомощности, рядом с изматывающее мучительными ежедневными экспедициями в колющуюся холодным снегом тьму, в поисках умирающих где то без печки беженцев, после кошмаров, преследующих ее каждую ночь, пока Касурил не растормошит кричащую во сне подругу, в сравнении со всем этим – предстоящее «позорное» возвращение в Академию, для завершения обучения, казалось уже совсем и не страшным.

Есть время взрывать камни, и есть время исправлять свои ошибки. Время есть.

Остаток вечера Рохо провел, помогая монахам из тех, кто рангом помладше. Черной работы всегда завались в таких школах, а ему не в новинку дрова для бани таскать, камни для стен или даже манекены. Глянул один раз в вечернее небо - будто бы красная ящерка пролетела, да показалось, наверное.

А еще сговорился Рохо, чтобы завтра с раннего утра самому приготовить на всех пищу. Ибо знал он секреты тянконабэ - достойной еды! Потому как трапезу он сам нашел и недостаточно обильной, и не вполне сытной.

После трапезы подошел сумотори к лучнику Кио, поклонился и все, что на душе было, тому рассказал. Как благодарен он за спасение от мрачного и пустого небытия, и, что более важно, от чудовищных порывов, от жизни зверя. Что Кидо-сэнсей мудр и опытен, и что Масару готов всячески тому помогать в надежде на то, что поделится Кио с ним мудростью прожитых лет, а то и не побрезгует выпить бочку-другую сакэ. Что никогда, верно, не увидит он родных сердцу островов в стороне Восхода. Что сикону* свою он взял по имени вулкана с того самого острова, а звать его Ютака Хагивара. Что его отец, не иначе, как одержимый демонами, стал служить дзюбокко и заманивать к нему людей. Однажды жертвой пали два брата рикоси. И лишь его самого, раскрыв, наконец, злодеяния мужа, спасла добрая матушка, тайно отправив сына в школу сумо и выдав за девятилетнего. Искал ли его после отец - неведомо было Масару, да только если и искал, то не признал в молодом, большом, красивом рикоси своего отпрыска. Что связан теперь сумотори посмертным долгом перед великой целительницей Жолань.

И попросил благословения, как у отца и наставника на этом пути.

А вот к самураю и юноше подходить не стал: стыдно было. Перед Тецумори за то, что воспротивился его приказу и тайно отпустил убийцу. Перед Сайго, одухотворенным и умным- вон, как глаза блестят! - за невежество свое.

Но приметил меж тем, что не было на трапезе госпожи Цзинь. Верно, устала после трудов лекарских тягостных. И взял со стола рикоси чуть-чуть того, чуть-чуть сего: жалкий пяток лепешек, ножку баранью, на которую без слез взглянуть было сложно, стыдливую троечку печеных угрей, две роховские пригоршни риса, да ведерко сакэ. И, жутко смущаясь и стыдясь, постучал в дверь комнаты Жолань, краснея и пыхтя от мысли о том, что столь скудная трапеза придется госпоже не по нраву.

Знал ведь, что, если она его не впустит, или, что еще страшнее, откажется кушать - не видать Масару спокойного сна, не найти ему духовной силы для завтрашней тренировки на дохё. И жирок с трапезы будет неровный, тревожный, тонкий и слабенький.

И вечности мало в стремлении к безграничной мудрости. Впрочем, пока что самураю хватило и того, что он получил от медитации. Отпустили тревоги, стало легче на душе, в голове всё прояснилось как никогда раньше. Ощущал усталость от долгого перехода Сенрюдзаэмон, но была она лишь телесной. Правильным решением было прийти сюда, несмотря на все потери и жертвы.

Вспомнив о погибших, Тецумори Сенрюдзаэмон отправился из зала медитаций в чаньский храмовый комплекс. Ватные ноги потихоньку приходили в себя, кровь бежала по жилам, шлось уверенно и легко. После медитации появилась уверенность в том, что это надо сделать. Самурай прошел в тихий зал. В полумраке отражались от золотых и медных поверхностей свечи, в воздухе плыл запах благовоний. Кто-то монотонно читал сутру, но слышен был лишь голос.
Самурай воскурил благовония и сел перед алтарем. Вслух он читал сутру поминовения усопших; мысленно он думал о всех тех, кто пал на их пути. Каждый раз, за каждого человека он хлопал в ладоши и воскурял одну палочку.
      Первым он вспомнил того ронина, что погиб во время экзаменов. Кто знает, что привело его в столицу другого государства, но он поступил как настоящий самурай, сделав так, как считал нужным и встретив смерть в бою.
      Вторым он вспомнил капитана корабля. Настоящий офицер, небесный волк, который знал так много и который погиб, будто игрушка, в лапах дракона.
      Третьим он вспомнил врача, который нанёс самураю телесные раны и не менее глубокие - раны психологические. Тем не менее, этот старик спасал из пожара солдат, помогал раненым и каким бы он ни был в своей жизни - для него земной путь окончился в пламени.
      Четвертым был дипломат. Он составлял им компанию на воздушном корабле, он смог выбраться и выжить. Смог пережить нашествие тигров и явно был не простым чиновником - у него была железная воля. Теперь для него повернулся круг Сансары.
      Пятым он вспомнил первого монаха. Молодой мальчик, талантлив и стоек, он смог освоить всю ту мудрость Пути, что преподали ему в монастыре. Он был почтителен и исполнителен. Погиб, поддавшись перед смертью гневу лишь на мгновение. Надежда лишь на то, что это не сильно отразилось на карме.
      Шестым он вспомнил второго монаха. Тот был меток, рука была крепка и глаз зорок. К сожалению, мало какое Искусство Войны способно остановить пущенное ядро. Возможно, когда-нибудь мы все падем под пушками западных варваров. Счастливой новой жизни тебе, монах.
      Седьмым он вспомнил третьего монаха. Он был умел и силен. Что-то подсказывало - его меч забрал бы многих, если бы не метко пущенная стрела. Его новая жизнь будет еще лучше и интереснее старой.
      Восьмым он вспомнил Рохо Масару. Сумоист погиб на той горной тропе, он в виде чудовища и воскрес вновь человеком. В какой-то степени, рикоси совершил перерождение, пусть и с помощью Небесного Цветка, и потому его стоило помянуть вместе с прочими.
Чтобы вспомнить всех солдат, матросов и офицеров, всех дипломатов, мерзавцев и героев, что погибли на его глазах, Тецумори Сенрюдзаэмон отобрал 108 палочек и воскурил их разом. Не каждому человеку суждено переродиться во что-то лучшее, чем он был, кому-то нужна помощь в виде памяти, прочитанной в их честь сутры или подношения. Самурай стал мудрее и чувствовал, что он сделал всё правильно.

Остаток вечера самурай провел в спокойствии и медитации. Он решил, что не станет осваивать премудрости Чань-Буддизма. Бусидо вело его по жизненному пути, в нём Сенрюдзаэмон черпал свою уверенность, свои знания и развивал себя согласно правилам, которые описали Учителя.
Взошла луна. Прохладный горный воздух проникал сквозь раздвижные деревянные двери предоставленного им зала. Самурай сидел на веранде и наслаждался минутой покоя.

- Нежно светит луна. 
Ветер гоняет листву
И сверчок, в тишине. 

***

С самого утра, после обязательной медитации, монастырского завтрака, который оказался сытен и обилен, Сенрюдзаэмон взялся за ката. Он отправился к монахам, что изучали кэндзюцу и в стороне наблюдал за их техниками. Любая работа с мечом была интересна и захватывающа, а здесь же была возможность не просто нахвататься секретов, а изучить их! Главное было не попасть под удар.
В начале он рассказал о тех ката, которые знал и практиковал сам. Рассказал, показал, всё очень вдумчиво и методично. Больше рассказывал, чем сам делал, потому что после вчерашней медитации был как-то очень легок мыслью.

После этого решил присоединиться к тренировке. Опасений не было. Страха тоже. Тут тренировки такие, что даже смерть от рук монахов будет сродни смерти в бою. Достойно! Потому и постарался выложиться так достойно, как только мог, все силы телесные и духовные на это направив.

Кио Кидо. Общее

Ветер качает жидкую белую бороду мастера, пока он внимательно слушает вас в гробовом молчании. Словно луч солнца среди туч, его лицо освещает внезапная улыбка. Заулыбались стоящие рядом ученики. Выдохнул кто-то из небесных матросов.

Вас приглашают в баню и к столу. Вам открыт зал для медитации и тренировочные залы. Во все глаза глядите вы, как чаньские монахи проводят свой день: один с криком висит животом на копье и отрабатывает удары руками, другой бежит по внутренней стороне стены, окружающей монастырь - и видно, что уже не первый круг, третий обливает себя расплавленным металлом, урча, растирается ладонями, разбрасывая искры. Ци-гун здесь тоже практикуют. И каратэ, что с Окинавы. И боевое самбо. И дзюдзюцу. И у-шу. И сеппуку.

Разогнал себя до скорости бобслейного болида. Прыгнул без единого звука. Хлопнули уши в воздухе. Плывёт мимо фонарь. Плывёт мимо витрина. Плывёт мимо небо.

Уничтожили летающий замок! Убили легенду! Съели тигров! Вот это жизнь!
Глуп тот ищущий приключений демон, что не приложит все силы для знакомства с такими веселыми смертными. С ними можно отлично провести время, а потом, конечно, обмануть! Ха-хо!
Очень кстати тут пришелся новый крошечный облик. Ведь притворство такие матерые наверняка раскусят. Кто ж в Сычуане станет разговаривать с таким красавцем, каким я был мгновение назад? Сразу за сталь, изгонять.
То ли дело - милая малявка. Сыграли на руку мне здесь ловцы Пюнь Зеня.
- Эй вы! - Пищу тоскливо. - О славные герои! Я в беде! Скорее! Помогите!
Какой же милый! Такому не откажешь! И как я раньше не додумался? Ходил огромной образиной, только всех пугал.

С благодарностью принял лепесток Тецумори Сенрюдзаэмон. Отошел в сторону, положил его на язык и проглотил.
Обратил внимание, что остальные потянулись к лучнику за своей порцией чуда и устыдился своего поступка. Вот так, из-за собственного любопытства лишил человека реликвии. Потому что дурной пример заразителен и если дать один лепесток - цветок еще сохранится. Если же раздать всё - не останется ничего, только память.
"Ничего", - подумал самурай. "В бою сочтемся, Кио-сан. Можете на меня рассчитывать".

Общее

И пошли в лес. За соснами - пальмы, за пальмами рисовый орешник, за рисовым орешником бамбук, за бамбуком папоротник, за папоротником - Небесный Цветок! Пока шли, стемнело, горит во тьме сверкающим тысячелепестковым сиянием – как звезда! Лёгкий, воздушный, над будто над землёй парит. И так осветил ваши лица прекрасно, что сразу видно стало: Тецумори – воин, храбрый, как дракон, Цзоу – многомудрый и тоже хабрец, Кио – попиратель Зла, Сайго – герой, Цзиня – Золотая Орхидея, а Рохо…

А Рохо Чудовище. Смотреть на него стало страшно, даже как будто ледяной какой-то свет стал. Потусторонний. Зубы кривые и острые нижнюю губу оттопыривают. Как у кабана. Глаза стали красные, как капли крови, зрачки узкие. Нос, опять же, изменился… Но долго вы на него не смотрели, не оторвать взор от Цветка: дрожит, невесомый, посреди поляны, ночь сделал светлой, как день, лепестками прозрачными чисто сияет.

Нихонские гости просто смотрят, поражённые и Вдохновлённые красотой, а китайцы знают про этот Цветок легенду.

Оно ушло?

Нет, вслух Сибо это не сказала. Ей уже было стыдно за проявленную при Бирче слабость. Однако несмотря на это, Сибо еще пару минут посидела в капсуле, вглядываясь в заросли, и только потом, окончательно убедившись, что рогатый монстр ушел, она выбралась наружу.

Стараясь казаться абсолютно спокойной, девушка подошла к костру, помялась немного, не до конца уверенная как регулируется этот процесс, а потом все же взяла и подкинула ветку в костер. И встала подбоченясь, мол вот я какая.

- Ступайте к остальным, господин Кидо, - отпустил, наконец, старика Рохо. - Только не позволяйте себе терять лицо.

Сам же рикоси, для которого понятие "давка" существовало лишь в одну сторону (он сам давит кого-то по пути), направился туда, откуда были слышны приказы, а после - и крики капитана.

Вышел на палубу, ту, что снаружи. И увидал дракона, нет, Дракона. Достойный противник. Не Хиро, конечно, но хватит, чтобы восстановить свою честь.

- Великий Дракон! Я, Рохо Масару, вызываю тебя на поединок! - прокатился громом по небу зычный голос рикоси.

После чего борец совершил ритуальный поклон своему чудовищному сопернику.

Как упал в каюте, дверь подперев своей пушкой тяжелой, так и провалялся в забытьи целый день. Кошмары душили, болело внутри, мерзкий синьский старикан исколол всю душу - и как теперь, после этого, внимать мудрости конфуцианства? Когда такие пожилые вредители живут на свете и даже не думают о своих грехах задуматься?

Снилось Тецумори Сенрюдзаэмону странное.
Первый сон его был о том, будто бы он - не он, а какой-то варвар заморский, рыжеволосый, словно огонь его поцеловал. Ходит в одном коротком кимоно женском, даже без фундоси. Телом крепок (тут все было понятно), волосом обилен, выпить горазд, за один раз деревянный ящик стеклянной посуды опустошает. Вот только странный мир вокруг него. Город, пеплом покрытый, вместо снега - хлопья серые падают, будто на Окинаве. И тлеет зловещим на горизонте вулкан, будто глаз злой, наблюдает за каждым его шагом. И во тьме рыскали звери мохнатые, волки-неволки, шакалы-нешакалы, а какие-то другие твари, опасные и страшные. Бился с ними Тецумори Сенрюдзаэмон и побеждал, но все равно смотрел за ним тлеющий глаз вулкана и от того жуть пробирала. Вынес он из этого сна, что даже столкнувшись с неведомым, нужно встретить его лицом к лицу и дать отпор, сколько бы врагов ни было.

Второй сон его был о том, будто бы опять он - не он, а какой-то йокай. Телом хил, ростом мал, но сердцем силен и духом крепок (тут тоже все было понятно). И шел он по Пути, но такому, с которого не свернуть, ни назад обернуться. Словно бы Бусидо из невидимых, но крепких правил стало осязаемым и стоит лишь сделать шаг, как возмездие настигает неразумного. Шел он, Тецумори Сенрюдзаэмон, среди таких же как он, хилых йокаев, словно посреди Хякки яко, разве что следил за ними зоркий глаз с неба. И тот из йокаев, кто запнулся или же оказался последним, жуткой смертью умирал. Чувствовал себя самурай в этом сне беспомощным и слабым, но крепкий внутренний стержень помогал ему, подпирал будто бы длинный шест странника. Этот сон заставил самурая вспомнить, что каким бы слабым не сделали его увечья - дух его сломать нельзя и он поддержит его всегда.

Третий сон был самым страшным. Снилось ему, словно он - не он, а зверь на двух ногах. Царственный лев, с кудрявой гривой. Вот только не стоял он на страже храма и не нес службу возле императорских покоев, а был воином (тут все было понятно). Был у него меч, прекрасный и острый, орудовал он им очень умело. Разрубал этим мечом всех врагов, что попадались на пути: птиц железных; разумных макак, вроде тех, что грели свои красные зады в горячих источниках на севере; даже огромных и страшных жуков, если бы встретить таких вживую, то и не сносить головы. Столкнулся здесь Тецумори Сенрюдзаэмон, со страшной непреодолимой силой. Настолько немыслимо могучей и жестокой, настолько всеведущей и невероятной, что глазами ей служили небо и земля, вода и листва на деревьях. И чтобы победить, самурай верил только в Революцию и своих товарищей, с которыми они где только не побывали. Раз за разом нападали на них кошмары неведомые, раз за разом их боевая ватага выходила победителями, иногда небывало высокой ценой. Много доблестных героев погибло, много героических подвигов было совершено. И вот, в конце-концов оказались они в средоточии того самого зла, с которым боролись. И умер Сенрюдзаэмон. Словно наяву ощутил, как леденеют его члены, как замерзла его душа внутри могучего тела. Лишь сердце его продолжало биться вопреки, замерев последним. Вынес из этого сна Сенрюдзаэмон то, что каким бы ни был враг невероятным, Идею и Товарищество не победить. Лишь осознав это и проникнувшись, сможет он выполнить свою сакральную цель.

Очнулся самурай в поту. Ужасно хотелось пить, хотелось есть, подняться было так трудно и так тяжело, будто приковали его к земле цепями. Будто бы сел ему на грудь они и насмехался. Представив гнусную красную рожу, поднялся Тецумори Сенрюдзаэмон. Сначала сел, осторожно потянувшись. Потом встал, оперевшись на стену. Тяжело, но надо стараться. Как тот йокай, "улюк", чья жизнь с самого рождения была именно такой.
Оделся осторожно, взял свои мечи, вышел в коридор. Аккуратно отправился в сторону едальни, потому что много сил ушло на то, чтобы выжить после "лечения". Остановился, чтобы гравюру рассмотреть и понял - что-то не так. Тревожно было.

Пока взлетали, Цзинь Жолань не в силах была оторваться от иллюминатора. В совершенно буквальном смысле: вцепилась в поручень у окна крепко-крепко и, прижмуривая то и дело глаза от ужаса, следила за тем, как земля становится дальше, дальше — вот уже и дворец стал похож на маленькую резную шкатулку, и простые городские дома — на скромные аптечные коробочки с порошками; и люди превратились в жучков, а затем — в блох. Ещё через какое-то время развернулось перед Цзинь Жолань небывалое зрелище, как расписное шёлковое покрывало: и всю столицу на покрывале этом видно, и деревни вокруг, и поля возделанные, и тёмные леса, и реку, через весь узор блестящей тесьмой бегущую... Осознала Цзинь Жолань всё величие, всю красоту Поднебесной, где ей посчастливилось родиться и жить, — трудно стало дышать.
А ещё через минутку-другую всё скрылось за туманной пеленой.

Хорошо, что господин Цзоу отвлёк её беседой, иначе Цзинь Жолань, наверное, сердечный надрыв получила от впечатлений.
Расцепила она задеревеневшие на поручне пальцы, повернулась лицом к «кают-компании» — чудеса! За окнами — пустота, внизу — пустота, а здесь — комната, хоть и обставленная по-особому, но не слишком-то и необычная на вид.
Рассуждения господина Цзоу Цзинь Жолань слушала внимательно, учтиво кивая то и дело. До чего образованный человек! Самой ей ответить было и близко нечего — куда Цзинь Жолань с её простым устройством и скудными познаниями, ограниченными лишь тем, что требовалось для хозяйства и торговли, до этих утончённых разговоров о поэзии. Однако рассказывал господин Цзоу так, что слушать было одно удовольствие. А ещё льстило, конечно, что с ней такие беседы ведут. А ещё — впервые Цзинь Жолань втайне почти порадовалась печальному своему положению: и не замужняя женщина она, для которой такое вот общение с посторонним мужчиной в отсутствие мужа равно измене. И не девушка молодая, которой только и следить, как честь уберечь и не дать повода пересудам. Сиди теперь, Цзинь Жолань, сколько угодно слушай изысканные речи — тот, кто всё потерял, обретает свободу.

Но вот господин Цзоу оставил её — разумеется, такому учёному человеку хочется пообщаться не только с той, кто в ответ лишь кивает да глазами хлопает, — и Цзинь Жолань опять уставилась в окно. Очень уж ей хотелось, оказавшись раз в жизни посреди облаков, самолично богов и духов увидеть.

Не успел спросить, как слива молвит. Голосом командира Императорской стражи: "Стой ровно, дух. Будем тебя изгонять". Глядь: из-за ветвей, из-за стволов, из-за каждой травинки стражники маршируют. У каждого на плече копьё, на голове шлем с драконом, один другого плечистей и молчаливей.

Кио озадаченно посмотрел в потолок. Написать о себе. С чего же начать. Кидо очень плохо умел хвалить себя на трезвую голову, а выпить для храбрости он в этот раз побоялся, а то накажут еще. И теперь стрелок мучился в собственном бессилии описать все как следует, медленно выводя иероглифы.

"Я живу честно и трудолюбиво. Моя жена хорошо готовит, а дочка любит цветы. Однажды и однажды я воевал. Я убил многих врагов моего господина и даже принес ему голову младшего брата его жены. За это меня похвалили и наградили. Я с гордостью берегу подарок моего господина."

Кио посмотрел на плоды собственного творчества и остался более-менее доволен, хотя там явно недоставало чего-то важного. Стрелок некоторое время не мог понять чего именно, но уже под конец экзамена сообразил и быстро-быстро приписал снизу, оставив несколько жирных клякс.

"Я хорошо стрелять из лука, быстро бегаю и немного ем."

Дробовик лязгнул - и обезображенная медсестра, получила заряд дроби в корпус - рана серьезная, но пока не смертельная. Выстрел Денни оказался более точен - или гибрид более хрупок? Как бы то ни было, получить заряд дроби "из задних рядов" нашим героям больше не грозило.

Но на этом хорошие новости заканчивались: Виктор не смог нанести достаточно точный удар своей рапирой - и получил чувствительный тычок обрезком трубы в ответ. Второй гибрид проревел что-то нечленораздельное и обрушил свою трубу на Денни.

Запахи моря. Лесс ёжится, закутывается в шарф поплотнее.

— Совсем видать плохи наши дела, девочка, раз уже и такие как ты несут вахту, — говорит Седой Сэм.

На самом деле молчит, конечно, потому что без языка разговаривать немного неловко. Сэм — лучший собеседник. С ним не нужно ботать вслух. Можно думать про себя всё, что хочешь сказать. И придумать любой ответ, какой только пожелаешь.

Лес развлекается так всю дорогу до Аванпоста, а Сэм и не подозревает, что у них успела состояться весьма продуктивная беседа. Лесс интересно было послушать его байки про старые времена. Весьма интересно. Жаль только, в конце Седой всё испортил. Ну вот зачем? Так хорошо говорили. Разве она без него не знает, что их дела плохи?

— Не так уж и плохи, — возражает Лесс из чистого упрямства. — По крайней мере у меня хватит сил щёлкнуть выключателем.

Она говорит так же молча, как и седой Сэм до этого. Чайки тоже включаются в игру.

— Вы умрёте. Вы все умрёте. Вы умрёте. Умрёте, умрёте, умрёте, — молча кричат они.

— Без вас знаем, — молчат Лесс и Седой Сэм в один голос, — Вопрос — когда?

Только у мотора совести нет. Он один вместо того, чтобы молчать, хлюпает громко, вслух, нецензурно выражается и мешает такой милой беседе.

— Заткнись ты уже, — невежливо молчит ему Лесс. А с хамами только их языком и остаётся. Седой Сэм одобрительно показывает ей большой палец и ухмыляется.

От бензинового запаха Лесс чихает и тут же пугается. Как бы не начался приступ. Совсем не вовремя. Раньше у таких, как она, всех проблем было: не забыть ингалятор, сейчас нет никаких ингаляторов. Она дышит ровно и глубоко. Наполняет лёгкие морем. Нельзя бояться. Страх убивает. Многое убивает, слишком многе и слишком часто, но страх — раньше всего. Вернее всего.

Хмуро глядит на лестницу. Подъем — настоящая пытка. Такой крутой подъем не для неё. Но в прошлый раз Лесс забралась. И в этот заберётся. Выбора нет. Она оттягивает, как может, момент, когда придётся карабкаться наверх. Капитан что-то спешит. Каждому хочется назад — к людям. Но Капитану сегодня хочется что-то уж очень сильно. Лесс улыбается ему понимающе.

— Добрый вечер, Капитан, — говорит она. — Торопитесь? Как прошла вахта? Всё ли в порядке?

С помощью ледоруба, Виктор прошёл сквозь защиту замка как лазерный луч сквозь масло. Посрамлённое устройство пикнуло и дверь распахнулась. В каморке для авторизованного персонала ничего интересного не было - так, какие-то инструменты да тряпки, зато было полезное: люк в полу закрывал лестницу, по которой можно было спустится на Инженерную палубу.

Будучи открытым, люк манил неизвестностью и мягким светом синих ламп.

- К-КУДА?! - с ужасом вскричал Томми и заметушился по комнате, роняя фигуры с доски, а Махди развел руками и смиренно опустил голову:

- Куда пожжелала.

Рок решил сам разобраться с этим странным делом и взглянуть лично, что там происходит. Протопав каменными ступнями так, что пол вздрогнул, Скала выглянул в коридор.

В общем-то, всё было спокойно и тихо. И почти пусто. Только возле лестницы - той самой, по которой они спустились из пещеры - маячила фигура с определенно женскими формами. Очень определенно женскими формами. Выдающимися женскими формами, которые трудно было не заметить, поскольку фигура была в одном нижнем белье.

-Не трогай турель! Она моя, ты слышишь, моя! Я ее взломал! - закричал Виктор роботу, посылая в него пси-заряд.

Лабораторно-медицинский блок Psycho Alternatives. Штат Нью-Атлантис. 5 лет назад.

Белый кафель. Тонкий пацан на больничной койке. Андроид-медсестра в бирюзовой форме. Улыбается ему. Улыбается тебе.
- Диагностика.
Движение пальцев – виртуальная панель во всю стену. Диаграммы. Колонки данных. Полотна текста. Мигают маркеры. Откликаются на приближение пальца гиперссылки.
- Не трогайте, пожалуйста.
Убираешь руку. Ты безопасник. Входит врач. Входит техник.
- Кевин! Привет!

Техник устанавливает на голове у мальчишки девайс. Похоже на VR-шлем. Врач – белобородый, плотный бодряк рассматривает панель с информацией, задаёт андроиду вопросы, подбадривает маленького пациента дежурными «Как у нас дела?» и «Ты молодец!». Смотришь на мальчика и не видишь человека. У него есть глаза, но нет взгляда. Он не отвечает. Не смотрит в вашу сторону. Вращает в руках игрушку без цели, явно не пытаясь собрать.

Врач просит тебя сейчас быть «повнимательнее, молодой человек» вполголоса. В его руку миниатюрная вещица – с указательный палец. Вставляет в слот шлема. Продавливает кнопку беззвучно. Сглатывает. Смотрит на стену данных. На мальчика. Голограмму затапливает стена текста и цвета. Техник и андроид отходят к стене. Мальчишка выгибается дугой. Его губы дрожат, но он не издаёт ни звука. Его руки – судорожно кромсают игрушку. Поворот. Поворот. Ещё.

Он смотрит на вас. Выдыхает, будто вынырнув из-под воды.
- Вы!
- Кевин!
- Я…
С хрустом – он собирает кубик. Глядит на него ошарашенно. Щёки и шея покраснели от притока крови. Его глаза блестят. Минуту назад он выглядел мертвее андроида.
- Как ты себя чувствуешь?
Врач делает шаг вперёд, но ты придерживаешь: уже видел, как такое может пойти не так.
- Отлично!!!
Его лицо сияет улыбкой. Щёки – два яблока с ямочками.
- Мне хорошо! Могу я пойти домой?
- Конечно, Кевин!
Врач хохочет, оглядывая команду блестящими глазами.
- Конечно! Тебе нужно немного прийти в себя и потом СРАЗУ…

Панель мягко мигает красным. Короткий трескучий сигнал. Диаграммы плавают и по всей видимости имеют какой-то зловещий смысл для медиков: врач и ассистентка взглянули на них синхронно и без радости.
Мальчик делает долгий выдох. Он садится на койке, подтягивая колени к груди. Повозившись, устраивается поудобней. Одна рука падает шлангом. Тебе под ноги катится собранный кубик.
Со вздохом, врач сообщает что-то себе под нос про материал. Им нужен материал получше. Не эта пустышка – шелчок ногтя по «флешке», торчашей из шлема.

Сдал оружие. Обновил журнал смены. За спиной закрываются стеклянные двери. PSYCHO ALTERNATIVES – пурпурная на лазури голографическая надпись. Дико сочная на фоне серого, заблёванного граффити бетона. Ты идёшь домой. Человек приближается к тебе с противоположной стороны пустой улицы. Махнул рукой. Трусит, горбясь. Поднял от ветра воротник. Чёрный. В вязаной шапочке. Улыбается дружелюбно. Сообщил ему, чуть сбавив шаг, что ничего не покупаешь и вооружён. Он ведёт за руку молодого парня в чёрно-жёлтой форме муниципальной дорожной службы. Шеврон на рукаве – стилизованный бульдозер.

- Призрак, чувак!
Негр смеётся. Поднёс к лицу пачку, тряхнул, ухватил зубами сигарету. Поднял безвольную руку рабочего и помахал ей в воздухе.
- Топовый призрак! Только что подобрал его. Смотри – здоровый! Здоровый!
Смеётся. Тычет его в упитанный бок.
- Ну что? На кухне за него дадут тысячи полторы, но мне некогда искать кухню – уезжаю из города, нашёл этого чудака.
Смеётся. Рабочий стоит, глядя сквозь тебя невозмутимо.
- Отдам за тысячу.
Буравит взглядом.

Врен Терра, за три дня до активации Истребителя Миров.
- Генерал Фарран, их слишком много! Этим проклятым тварям нет конца! Мы потеряли связь с третьим легионом, скорее всего они уже уничтожены! Необходимо обеспечить эвакуацию того что осталось или...
Отчет адъютанта прервал выстрел из бластера, от которого голова несчастного парнишки просто взорвалась у него на плечах. Обезглавленное тело ещё несколько мгновений стояло неподвижно, прежде чем покачнувшись рухнуть на землю. Высокий, худой летнев в мундире генерала-экзекутора, опустил все ещё дымящийся ствол бластера и обвел остальных солдат грозным взглядом единственного глаза (второй закрывала явно наспех наложенная повязка, уже пропитавшаяся кровью), явственно давая им понять что такая же участь ждет и следующего паникера
- Не сметь отступать, хреновы ублюдки! Мы гвардия Господина Барона, элита Галактики и я не допущу, чтобы летневы трусливо бежали с собственной же луны, от каких-то гребанных живых сорняков! Если понадобится мы все здесь сдохнем, но эта планета останется за Баронством! А теперь покажем этим тварям из чего мы сделаны!

Несмотря на чудовищные раны (помимо глаза, Фарран также потерял и правую руку) и плачевную ситуацию в которой он оказался, с тонких губ генерала не сходила широкая ухмылка больше напоминающая оскал. По правде сказать он почти не чувствовал боли от ранений. Фарран был в своей стихии. Подумать только, ещё совсем недавно, он ожидал неизбежной смерти на планете его же усилиями превращенной в огромный концлагерь, где он остался стараниями этого рарронского ублюдка, знающего что хакканы не упустят возможности поквитаться с "Гральским Палачом" и мог надеяться лишь на то, что ему удастся сбежать поджав хвост, пока проклятый Гуннар получает всю славу. И вот теперь - он здесь, на самой Врен Терре, сражается за Баронство, в конфликте который определит судьбу Галактике и уж точно вернет его роду утерянную славу, а хренов рарронский кусок дерьма сдох в космосе вместе с летневским флотом.
За такое Фарран готов был отдать много больше чем глаз и правую руку.

Арк Прайм, Гоз, дворец Барона, за день до активации Истребителя Миров
- Что значит "мы не можем использовать орудие"?! - Барон в ярости ударил кулаком по подлокотнику трона, едва не рыча от гнева. Пальцы второй руки летнева, облаченные в черную перчатку так сильно сжимали набалдашник его трости, что он едва не треснул
- Господин Барон... мы потеряли связь с центром на Врен Терре, до того как "Истребитель Миров" оказался готов к залпу - Юный адъютант не посмел поднять голову и встретить взгляд своего повелителя - Очевидно он захвачен арбореками. Фарран и его войска предпринимают все возможное чтобы отбить луну обратно, но...
Очередной яростный удар по подлокотнику прервал голотрансляцию и коленопреклоненный летнев стоящий перед Бароном исчез, оставляя Даза Эммисиела Веркана Третьего в одиночестве. Тяжело дыша, правитель Арк Прайм откинулся назад и легким движением пальца вызвал изображение с поверхности планеты. Зависший в небе над безжизненной поверхностью Арк Прайм флот арборек, так легко уничтоживший последний рубеж его космической обороны и далекую Врен Терру, на которой сейчас решалась судьба Баронства... и всей галактики.

Неужели это все было зря? Столько циклов потраченные на разработку и исполнение его грандиозного плана, триллионы кредитов, жизни сотен тысяч летнев... все зря?! Он был так близок к победе! А теперь его флот уничтожен, его армия разбита, практически все завоеванные планеты потеряны и враг подбирается к самому сердцу его владений. Унленн, Гуннар, Триелла, даже его собственная дочь... он все принес в жертву своей жажде власти и это итог? Император на день, против которого уже поднят мятеж и способное переломить ход войны за один залп супероружие, которое он не может использовать - последняя насмешка жестокой судьбы.
Барон выключил изображение и прикрыл глаза, положив трость себе на колени. Впервые в жизни он чувствовал себя по настоящему беспомощным. Одинокий хромой старик, запертый глубоко под землей, который может только ждать... и надеяться.
Из размышлений его вырвал сигнал о срочном сообщении. Пришлось подавить дрожь, прежде чем он смог активировать голопроектор. Высокая фигура, в мундире генерала-экзекутора. Фарран. Удачное контрнаступление. Арбореки отброшены. Колоссальные потери. Но главное - Врен Терра скоро вновь окажется в его руках.

Когда разговор закончился Даз провел несколько секунд в молчании прежде чем широко запрокинул голову и расхохотался во весь голос.

Истребитель Миров
Первый выстрел супероружия Барона превратил в ничто весь хваленый флот кссча, обломки которого огненным дождем обрушились на мертвую поверхность Арк Прайм. Второй уничтожил Капчу, превратив когда-то цветущую планету в обугленный и расколотый шар. Третий выстрел предназначался Арктурусу, оставив от ещё одного цветущего мира арбореков обугленный остов. Следующий испепелил флот Империи Сол на орбите Безнадеги, нанеся серьезный ущерб и самой Безнадеге и нейтрализовав угрозу Баронству, до того как он появилась. Летневы беспощадно и методично демонстрировали силу своего нового сверхорудия и то, что ждет тех, кто воспротивится их власти.

- Разумные Галактики, к вам обращается Даз Эммисиел Веркан Третий, Владыка Арк Прайм и Врен Терры, Покровитель Кьюцина и Раррона, Протектор Мираж, Барон Летнев и Император Галактики. Решением рас населяющих Галактику, выраженном через их представителей в Галактическом Совете, я был избран Императором - почетный титул, оставшийся ещё от древних Лазаксов. Титул обязывающий меня заботиться о поддержании порядка, стабильности и единства в Галактике, ровно как и обязывающий иных правителей подчинятся моей воле. Так было до Сумеречных Войн - и так будет вновь. Я не потерплю неподчинения, мятежей и восстаний. Я железной рукой восстановлю порядок в Галактике и уничтожу любого, кто посмеет встать у меня на пути и презреть древние законы и волю народов Галактики избравших меня их правителем и защитником. Те же, кто не желает принять власть отданную мне на Галактическом Совете, примут власть дарованную мне по закону ещё более древнему, известному как Право Сильного. Я беспощадно уничтожу любой флот, любую армию, любую планету, любую расу, посмевшую восстать против моей воли. Подчинитесь - или будете уничтожены. Так говорит Даз Эммисиел Веркан Третий, Император Галактики. И будет по слову его.

"Не кипятись, Бен, они же не со зла", - вдруг вступился за парней Рок, а потом вернул нить беседы в свои руки, - "Мы никуда не проникали. Нас призвала Госпожа. Разве вы не слышали про магию, позволяющую вызывать полуогров? Ну вот, это мы и есть! Он тоже".

Тут Скала махнул в сторону Джека и, слегка наклонившись к собеседникам, пояснил, понизив тон: "Он болел много, вот и маленький. Вы ему не говорите об этом, это его больная тема".

"Так вот", - Рок вновь выпрямился, - "Госпожа и в самом деле великолепна. Ты - молодец". Рок похвалил мужика, выказавшего большее почтение своей хозяйке. "А тебе - работать над собой", - обратился он ко второму, - "Ну ка быстро сорок отжиманий сделал! Госпоже не нужны хиляки. Как вы уже успели понять, Госпожа послала нас проверить, всё ли на высшем уровне. И в целом вы, ребята, не разочаровываете. Немного побольше бдительности только. Постороннему сюда не попасть, но всё таки... Короче... У вас ключи от дверей есть? Нам ещё остальные посты обойти надо. Вас в лучшую сторону отметим на докладе".

- Это было неожиданно. Как можно назвать спасения двумя дайверами одного монстра? Глупость? Героизм? Ну и лохи, зачем только телик включал, как предлагает один из телезрителей? В целом уверенно могу сказать только одно. Бурил не Магнус. Похлопаем Муску ведь именно он начал бурение, хоть и кратковременное и добавил активности в происходящее. Несколько сообщений от зрителей на последок: Э, а кто косарь выбивать будет?Рекомендую впредь не одалживать деньги в АстралПочему не было видно Люмьера и Когсворта?И правда. Чудовище есть, а канделябра нету. Непорядок.Надеюсь телевизор уцелелНадеюсь нет, ибо доктор так и не заплатил за него.Муск - красава, чётко, могёшь.Не могу не согласитьсяНужно зачистить этот план. Юпитера на них нет. Предлагаю послать войско в Астрал.Это тебя нет, а Юпитер есть и если тебя не убьёт молнией, то твой номер обязательно будет передан цензорам.Сципион лучший, вообще молодец, хочу от тебя детей
      АльбертНа этой честной и скромной ноте закончим наш репортаж. С вами был Сципион Нобилитис, до скорых встреч. - Щелчок кнопки выключения микрофона и тихий голос - У нас сохранился телефон Альберта? В смысле работает? Да чтоб тебя.

- КОНЕЦ ЭФИРА -

Общее

Чудовище и дворецкий посмотрели друг на друга, изумлённые.

- МУСК. - прорычал Мерезит.
- И Стронций! - поднял палец дворецкий.

Горничная прикрывает ладонью губы. Лакеи невозмутимы лицами, но глаза их хохочут. Дворецкий продолжает переводить. Мерезит, забыв про вас, смотрит вдаль:

- Сегодня праздник там, где я родился. День Багровых Гроздьев (вы слышите, как вдалеке начинает рычать бур "Атараксии"). Мы отмечаем. Дома в этот день прибывают паромы с людьми. Сегодня прибыли вы - какое красивое напоминание о наших обычаях... Вы приглашены на пир - ночью.

Мерезит смотрит на дворецкого. Пристально. Тот вытирает лоснящуюся лысину. Лепечет ему что-то, едва-едва хватая губами воздух. Медленно - демон чуть опускает рогатую голову. Смотрит на вас. Дворецкий, наклонясь к вам, тихо шепчет, что хозяин дозволил гостям осмотреть набережную и оранжерею - лучше уйти - все займутся приготовлениями к ужину, а он вас проводит...

Получатели: Куиэрон.
Винузарий лежал на койке нервно вертя в руках коммуникатор. Он ждал известий с Велнора. И вот они пришли!
С замиранием сердца, лидер Винну читал зеленые строчки на черном экране.
- ЧТООО!!!??? Как это у нас нет генерала?
Жамкнув кпопку голосового вызова, он завизжал в микрофон:
- Как это у нас нет генерала?! А этот?!... Как там его??? Ну ты знаешь! Он-то что?
- Ээ.... ммм.. это - ученый...
- Как ученый? У нас был ученый?!?! А что он делал все это время???
- Ничего...
Коммуникатор полетел в угол, а несчастный винну рухнул на койку.

- Já. Еrfitt steinum.
Руки в бока упер. Обратился к дворецкому, все так же глаз маски с него не сводя:
- Что за камни? И насчет рассказанной истории - что мы теряем? Можно поподробнее, это не для съемки. Подробности в сделке - вещь хорошая. Или придется уточнять у хозяина, м?
Под видом конкретного такого озабоченного безопасностью дельца в Агапите проснулось жгучее любопытство. История из своей жизни за камни... Камни с душами? Первая ассоциация. И история - именно своя. Что-то такое он читал в христианской литературе - там тоже были рогатые хомо, хитростью выманивающие у смертных души. Ужели они в том самом христианском Аду оказались? Да это же целая диссертация и серия передач на канале "Неопознанное-ТВ"!
Давай, толстяк, колись.

"Я понимаю. Но я уже объяснил вам: Ксеркс также может быть сильным союзником. Возможно, одним из самых сильных. И лучше бы нам иметь его на своей стороне", - Кёртиз всё ещё считал, что иметь доступ к большинству корабельных систем, включая, вероятно, системы жизнеобеспечения (Полито говорила, что ИИ был создан настолько безопасным, насколько возможно, так что была вероятность того, что эти системы всё таки управляются руками), было бы большим делом. Вернее, даже не так: не дать потенциальному оппоненту контролировать данный аспект - вот что было действительно важно!

"И кстати, вспомните историю Цитадели. Диего, вроде как, никогда не пытался идти по стопам предка. Я думаю, он поддержал бы моё решение. И ещё кое-что... То, что Коренчкин не сидит сложа руки - понятно. Но вы описываете ситуацию так, будто люди становятся на его сторону с охотой. Я, конечно, могу ошибаться в своей оценке, но по-моему, у него тут никогда не было особо ярых сторонников. Опять же: вы говорите, что он ведёт себя так, будто у него мозги набекрень. В самом деле, вы посмотрите на эту экспедицию: мы летим четыре месяца, чтобы он сходил погулять по поверхности планеты, на которую не ступала нога человека, после чего он всё сворачивает, говоря, что нашёл что-то, что изменит человеческий мир. На что это вообще похоже? Может, ему и впрямь кто-то промыл мозги? Я повторяю: если это и впрямь так, и он лишь чья-то марионетка, то пойдя прямо к нему, вы выдадите себя тому, кто им манипулирует. Но я искренне надеюсь, что это лишь моё воображение..."

- Адмирал Никуао, транспортные корабли входят в сектор. Все три носителя.
Адмирал степенно кивнул и зажмурился. Все подходило к своему финалу. Скоро он это закончит.
- По прибытии в пункт сбора, немедленно начать подготовку к штурму Арк Прайм и его спутника. Все механизированные бригады на старшую планету. Дредноуты обеспечат поддержку с орбиты. Крепость барона должна пасть.

*в то же самое время, где-то на Врен Терре*

- Генерал. Есть сигнал на локаторах. Транспорты кссча вошли в систему. Расчетное время их прибытия к точке сброса...
Генерал Фарран принял сообщения находясь в своем кабинете и оскалился.

А вскоре, его коллеге арбореку, которого попросту оставили гостить в камере военной базы ограничителях и под охраной, нанесли визит. С ним и до этого обращались вполне сносно, а тут еще и в гости пришел явно не дознователь. Наоборот, летнев велел снять часть оков и пригласил генерала Осфа проследовать за ним. Представился Инленном

- Не волнуйтесь, вас ведут не на казнь, генерал Осф. Разумеется, мы летневы никогда не ограничивали себя лицемерной чушью вроде "гуманного отношения к военнопленным", но в конце концов, вы и ваши солдаты просто выполняли приказ. Точно также как и мы. Разница только в том, что мы были чуть успешнее.
- Это невероятная честь, стать свидетелем нашего триумфа! Ограничители, из уважения, с вас не снимут, но вы можете идти за мной и слушать. И главное - оценить со стороны. А не как непосредственный собъект эксперимента. . Ограничители, из уважения, с вас не снимут, но вы можете идти за мной и слушать. И главное - оценить со стороны. А не как непосредственный субъект эксперимента. Вы будете одним из первых кто это увидит.
Генерал Осфа был гордым военным и арбореком, но он уже потерпел свое главное поражение, а любопытство было ему не чуждо. Как и всему разумному в галактике. Тем более, что летнев явно потащил арборека с собой исключительно в качестве слушателя.

- Когда мы нашли лабораторию лазаксов на Индастрексе. Когда смогли расшифровать то, что обнаружили там. Знаете, порядок и структура галактики стали... гораздо более ясны посвященным в эту тайну. Много обрело новый смысл. Артефакты лазаксов. Стационарные источники энергии, которые встречаются на самых разных планетах. Кто-то их просто разбирает и отдает своим ученым, чтобы они сделали так же. Кто-то строит вокруг них лаборатории или станции. Но ни у кого необходимой информации, чтобы их понять. Ни у кого кроме нас. Только гений барона смог осознать что в действительности там скрывалось Крошечный кусочек мозаики, вокруг которого он смог собрать достаточно разрозненных данных, чтобы понять, где добыть другие. И он стал отдавать приказы, которые не несли никакого смысла на первый взгляд. Он закрыл Врен Терру. Были заморожены практически все военные разработки, а большую часть научного персонала отправили сюда.
Как раз это Осф знал. Все-таки разведка арборек работала как положено и генерал примерно представлял, что собирается штурмовать на Врен Терре. Как оказалось, не совсем. Летнев же все не унимался.
- А логистический коллапс, когда приказали реквизировать 90% гражданских транспортников и направить их на вывоз артефактов и ресурсов с отдаленных колоний? Адмиралы и торговые гильдии взбесились и барону лично пришлось вмешаться, чтобы они умолкли и сделали все, как приказано. И за 1 цикл Терра стала самой богатой планетой галактики. Чуть больше потребовалось, чтоб стала самой могущественной. Заходим.

Инленн открыл дверь и уверенно прошел к креслу перед огромным экраном. Арборека посадили неподалеку, позади пленника встала пара часовых с шокерами, хотя генерал и так бы не смог предпринять из-за обилия ограничителей на теле. И ему оставалось только слушать или делать вид. По арбореку не скажешь.

- Мы, кстати, так и не выяснили, откуда вы узнали про разработку, но сейчас это неважно. Барон милостиво разрешил вам оставить эту тайну себе. Ведь еще до того, как вы начали штурм, мы получили последний элемент головоломки. Пророчество Икфов было гораздо многограннее, чем думали сол или винну. Не имея всей картины, они не понимали с чем имеют дело. Но затем оно попало в наши руки вместе с архивами винну, которые Фаррук эвакуировал заранее. Разумеется, по совету барона.

Беседа прервалась загоревшимся экраном и молодым летнев в форме старшего офицера. - Носители кссча на позиции, штурм начнется в ближайшее время.
Инленн радостно кивнул и объяснил собеседнику. - Барону уже доложили, запущена процедура открытия и сейчас он приказ на уничтожение. Не волнуйтесь, я позаботился о том, чтобы нам было все хорошо видно.
Экран вспыхнул несколькими окнами, несколько из которых транслировали картинку на орбите, а одна на пункте управления. А еще несколько показывали, как выглядит сейчас Врен Терра из космоса.

***

- Адмирал, датчики дали сбой. Данные говорят, что мы на прицеле, но на Арк Прайме нет систем орбитальной защиты.
Адмирал нахмурился, но в этот момент на его комм поступила передача от пассажира, посла королевского верховного совета.
- Никуао, посмотри на это глазами, а не техникой.



- Летнев превратили луну в супероружие?
Удивление впрочем исчезло с морды адмирала также быстро как и появилось. На то чтобы изумлено таращится, разинув клюв, на то как луна Арк Прайм превращается в огромное орудие не было времени, учитывая что направлено это орудие было на ЕГО флот. Носители спустились ниже основной части флота и не имели защитных экранов, так что были легкой мишенью. Командующий кссча попытался спасти десантные отряды и носители, прикрыв корабли тяжелым дредноутами, надеясь, что щиты и броня выдержат атаку. К сожалению, его надежды не оправдались. Орудие Терры в несколько мгновений не оставило и следа от флотилии и армии королевства.



Следующий удар был нанесен по Капче. Следующий - по Арктурусу.

- А самое лучшее генерал, хотя я могу уже сказать, коллега, - Инленн доверительно повернулся к арбореку. - Мы сможем построить еще несколько таких орудий. В других концах галактики. Хотя я думаю, и из этой штуки на полной мощности можно выстрелить далеко за Мекатол.

-Дамы и господа! Взгляните на это. Неужели в Астрале существует дружелюбная, разумная, человекоподобная жизнь? Или это выживший дайвер? Возможно он с той самой затонувшей биремы? Мы можем только предполагать, как это делают авторы следующих смс.
Я его знаю, он мне косарь должен Похоже это про дайверов. Не волнуйтесь, если вы юридически оформили долг, то деньги вам вернут со страховки.
Это ловушка. Бури собак Дельный совет. Не дипломатичный, но не везде дипломатия применима.

А я напоминаю, что за спасение дайвера положен штраф или награда. Я не помню. Это слишком редко случается.

Тем временем события принимают всё более интересный оборот. Наши дайверы самоотверженно направились в ловушку, ой, извините, на дипломатическую встречу конечно же. Чем она обернётся? Новой колонией? Войной? Или парой мёртвых дайверов и разбуренных собак? Мы можем только ждать.

Общее

Блеск топора. Звук - будто о стену бросили мокрую тряпку. Трибуны выдохнули и загудели - тихо, одобрительно: так мог бы загудеть титан, отодвигаясь от пиршественного стола тяжёлым волшебной от еды: в этом звуке есть приятное удивление, почти физическое удовольствие. Кровь заливает алтарь - как из опрокинутого ведра. Фаина пыталась драться - вяло, как во сне. Вдруг поднимается ветер, рванувший цветные флажки по всему пустырю, поднявший листья, приглушающий голоса. Тренер кричит в неожиданной и странной тишине, чтобы садились в бирему. Трибуны - не издают ни звука. Вы сами - будто очутились в другом месте, в другое время. Время замедлило свой ход, как замедляет ручей на изгибе, бурля. Здесь скопилась сила, которой нужно разрядиться. Вы ринулись к биреме, подталкиваемые в спины ветром и не в силах сдержать внутренний порыв: нужно что-то сделать, нужно чем-то занять руки. Желание действия переполняет вас.